Алтарь времени

Каждый человек то и дело оказывается перед необходимостью выбора. Каждый из нас направляет Время. Каждый из нас делится с вездесущей силой своей волей. В меру собственных сил. И от кого-то требуется больше, чем от прочих.

Буквально вчера доктор Адлер… Тут надо сделать некоторые пояснения по поводу фройляйн Адлер. Необходимые для тебя – ведь могу представить, какое впечатление на тебя может произвести имя некой женщины в этих записках. Между фройляйн Адлер и мной ничего не было и быть не может: мы бы не дополнили, а разрушили друг друга. С меня довольно саморазрушений.

Так вот, доктор Адлер сказала мне: «У вас огромная сила воли. Просто нечеловеческая». Я лишь посмеялся. Ведь в глубине души я последний трус. Так и не решился сказать тебе… Вот даже сейчас у меня рука немеет, когда пытаюсь вывести… Трус. То и дело заливаю неприятности выпивкой. Едва не сорвался во время абстиненции. Да что там, сорвался и требовал морфия и лишь благодаря Хайнцу вновь не оказался привязан к шприцу.

Но ведь, невзирая на всё, приняла же меня та сила, что стоит за Зонненштайном. Я даже боюсь её называть.

Время. Время.

(И нет чтобы этой силе выбрать благообразного праведника, какого-нибудь благочестивого монаха или старого еврея с окладистой бородой, а не косоглазого немца, к тому же эсэсовца!)

А на сей раз дело не в выборе. Похоже, от меня требуется нечто иное: помощь. Потому что, не обладая волей, эта сила не способна толком защитить себя.

«Колокол»… Я плохо понимаю физику этого устройства, но что, если оно разрушает цель за счёт разрушения самой структуры Времени?

Часть III. Из пепла

Хайнц. Посредничество

Нижняя Силезия, замок Фюрстенштайн

15–18 февраля 1945 года

Хайнц прошёл между корпусами лабораторий, – собственно, никакие это были не «корпуса», а добротные каменные дома небольшой деревни под стенами Фюрстенштайна; дома эти были конфискованы эсэсовцами в то же самое время, когда из замка была депортирована вдова прежнего хозяина, какого-то прусского барона. Прошло уже минут десять, а Фиртель так и не появился, хотя они условились встречаться каждый четверг в определённый час. У Хайнца был спецпропуск, подписанный Штернбергом и комендантом Фюрстенштайна, – мятая бумажка, которая позволяла более-менее свободно ходить по большей части помещений замка и охраняемой призамковой территории, исключая подземные помещения и концлагерь. Тем не менее наличие зондераусвайса[20] вовсе не означало, что Хайнц мог делать всё, что ему заблагорассудится. Многочисленная охрана следила за перемещением персонала, и для того, чтобы выйти из замка, требовался веский повод. Обычно Хайнца выручали разнообразные поручения Штернберга. Но сегодня Хайнц рискнул явиться в лаборатории без всякого поручения, зато с новым рисунком. Накануне он обнаружил на столе командира подробную схему самого нижнего, секретного, уровня подземелий – оставленную будто нарочно. Недолго думая, Хайнц её скопировал.

День был пасмурный – однако ни единого огонька не горело в окнах. Лаборатории вымерли. Проходя мимо главного корпуса, Хайнц видел, как солдаты выносили какие-то ящики и грузили в фургон. Похоже, доктор Брахт сворачивал свои исследования. Фронт был уже близко, километрах в тридцати пяти, и порой с северо-восточной стороны через холмы до замка докатывался гул канонады.