– Не беспокойся, это не энвольтация, не собираюсь я покушаться ни на чью жизнь. Во всяком случае, пока… Рассказывай, в чём дело.
– Командир! – Хайнц собрался с духом и выпалил: – Заключённый Ицик Фиртель просил о встрече с вами.
– Зачем ему? Сначала подговаривал тебя воровать мою работу, а теперь, значит, хочет встретиться? Что ему надо?
Хайнц замешкался с ответом, но Штернберг мгновенно прочёл его мысли:
– О заключённых ни слова, и не думай даже, иначе отправишься на гауптвахту. Довольно с меня всего этого. А с Фиртелем я и сам не прочь побеседовать, задать ему кое-какие вопросы… Говоришь, доктор Брахт часто консультировался с ним?
– Да, командир.
Хайнц в очередной раз мысленно спросил себя – что́ ему заключённые? Бывшие товарищи по несчастью? Или ему просто страшно жить в мире, где истощённые человеческие тела перевозят грудами на вагонетках и сжигают, как мусор (это он собственными глазами видел в концлагере Дора), потому что от всего этого такой эфемерной кажется собственная жизнь?
Заключённый Ицик Фиртель сидел напротив Штернберга на стуле, стоявшем посередине небольшой комнаты, и явно чувствовал себя как на допросе. Его под конвоем привели в замок, и теперь он, напряжённо вытянувшись, таращился на офицера. Штернберг, в застёгнутом на все пуговицы мундире, иссушённый, с бескровными руками, но с уже более здоровым оттенком бледного лица и своей новой, отрешённо-спокойной усмешкой, обратился к Фиртелю «профессор» и первым делом сказал, что всё знает о переданных узнику планах замка и подземелий, копиях чертежей и тайниках. Похоже, Фиртель был готов к чему-то подобному, однако на стоявшего у двери Хайнца бросил уничтожающий взгляд – очевидно, в уверенности, что тот сдал его. Хайнц же мысленно ругал себя последними словами за то, что поспособствовал этой встрече: всё пошло совсем не так, как он думал.
– Если бы вы намеревались выдать меня гестапо, господин оберштурмбаннфюрер, я бы сейчас сидел в политотделе лагеря Фюрстенштайн. Точнее, валялся бы с отбитыми почками, – заметил Фиртель, поправляя запотевшие от волнения очки и ужасающим образом выламывая пальцы.
– Давайте без званий, – с ровной вежливостью предложил офицер. – «Доктор Штернберг» – просто и со вкусом. Вы правы, профессор, до вашей суеты с чертежами мне никакого дела нет. Если вы будете молчать о нашем разговоре, я, в свою очередь, буду молчать о вашей авантюре с переправкой чертежей за пределы лагеря. Мне нужен от вас лишь ответ на один вопрос. Ответ некогда подававшего большие надежды физика Исаака Фиртеля. Который в двадцать три года получил место ассистент-профессора[21]
в Лейпцигском университете и уже намеревался создать собственную кафедру на тот момент, когда его сначала выставили на улицу, затем заставили носить жёлтую звезду, а после отправили в концлагерь. Однако последние два года вы были не то что правой рукой – головой доктора Брахта.«Вон оно что», – без удивления подумал Хайнц.
– От того человека, о ком вы говорите, давным-давно ничего не осталось, – помедлив, произнёс Фиртель. – До того как Брахт взял меня к себе лаборантом, я несколько месяцев работал в зондеркоманде Аушвица. В крематории. Загружал трупы в топку. А ещё раньше – подготавливал трупы к сожжению. Раздевал. Обрезал волосы у женщин. А мой напарник вырывал у мертвецов золотые зубы. Под надзором, разумеется. Бригады рабочих там регулярно меняли. Переводили с одной работы на другую. Грузить трупы в печь – последний этап перед казнью. Брахт меня, по сути, спас. Вы знаете, что наиболее рационально грузить в печь по три тела – два мужских и одно женское? Они так лучше сгорают, и потом, экономия кокса: в женских телах больше жира… Вы видели когда-нибудь, как дёргаются трупы в огне? Мы называли это вальсом… Даже если я выйду когда-нибудь на свободу – что вряд ли, – я, скорее всего, уже не вернусь в науку. Но я отвечу на ваши вопросы… если смогу.
Штернберг промолчал, позволив заключённому выговориться. Достал какие-то бумаги из ящика стола.
– Вам ведь хорошо известно, что такое «нижний уровень», не так ли?
– Да. Мне известно и то, какое устройство там испытывают.
– Опишите мне принцип действия этого устройства, как вы его понимаете. Какие физические процессы там задействованы? Как всё это влияет на материю?
– На ваш вопрос толком не сумеют ответить даже создатели этой треклятой штуковины. Я мог бы долго говорить о вращающихся магнитных полях и прочем, мне известен и состав вещества, которое заливают в цилиндры, но, поверьте, никто на самом деле не знает, как эта дрянь работает. Она преобразовывает электромагнитную энергию в энергию неизвестной природы и с очень странными свойствами. Проект выплыл откуда-то из недр вашего «Аненербе». Говорят, многие приложили к нему руку, но сама идея… Не знаю. Её породил какой-то нечеловеческий разум. Мы как дикари, которые балуются с электрической лампочкой. Все видят результат, но никто не знает причину.