Алтарь времени

Узник очнулся, вздёрнул ствол автомата, и Штернберг едва не нажал на спусковой крючок – но нанести ментальный удар успел раньше. Заключённого беззвучно отбросило назад, на камни, автомат вылетел у него из рук. Прочие, безоружные, узники замерли на месте, многие подняли руки вверх. Упавший заключённый пошевелился, пытаясь подняться.

– Идиоты, – зло сказал Штернберг, заталкивая пистолет в кобуру и никак не попадая дрожащей рукой. – Я ж вас застрелить мог. Убирайтесь отсюда. Куда вас понесло? Выход не здесь, дурачьё! Какого беса вам тут ещё надо?! Проваливайте к чёрту!!! – Неожиданно для самого себя он заорал, срывая горло: – Выметайтесь!!! Пошли прочь, скоты!.. – Он метнулся в темноту, замахиваясь, будто собираясь швырнуть камень, и только тогда заключённые сорвались с места, утаскивая под руки своего товарища. На сей раз было слышно шлёпанье босых ног.

Издалека рассыпчатым многократным эхом докатывались автоматные очереди.

Донимала дрожь, голову обволакивал дурной жар, а руки были отвратительно влажны и холодны. Но ментальный удар – он удался. Как и ментальная корректировка. Всё задуманное получилось.

Силы возвращались.

* * *

Совсем скоро по вагонам и крытым брезентом платформам прокатится грохот, и состав, дёрнувшись, со скрипом и металлическим постаныванием начнёт втягиваться в чёрное жерло тоннеля. Около двадцати километров по прямой, и где-то в Совиных горах поезд выйдет на поверхность.

На этот состав погрузили «Колокол» и сопутствующее оборудование.

Перестройка Зонненштайна была завершена. «Криптограмма жизни», разобранная на отдельные секции-витки, находилась в грузовых вагонах. Оставалось лишь доставить её на место – её и излучатель. А дальше… дальше…

Штернберг вглядывался в возможные варианты будущего, что гремело стыками расходящихся в разные стороны железнодорожных путей на сортировочной станции настоящего. Нет, его больше не интересовало будущее родины – оно при любом раскладе выходило скверным. Штернберга волновало будущее близких, да и своё собственное, накрепко связанное с ними. Что бы ему ни обещали, какую бы симпатию к нему ни питал лично рейхсфюрер СС, но как только он перестанет быть нужным, его посадят на цепь где-нибудь в тюремном подвале, будут пичкать наркотиками и ждать особых распоряжений и в конце концов расстреляют. Каммлер больше не видел причин опасаться Штернберга, но не доверял ему – как не верил в его благонадёжность и шеф гестапо Мюллер, – а этого уже было достаточно. Что же касается его родных, то их после всего просто-напросто сгноят в концлагере.

А код его жизни будет транслироваться самим Временем, пока существует изобретённая им модель, криптограмма-спираль из стальных зеркальных пластин. Запись его жизни будет звучать среди Зеркал, обращая излучение машины в подобие человеческой воли, которую усилят исполинские гранитные отражатели, и «Колокол» будет наносить удар за ударом в любой части света. Изобретатель всего этого будет давно мёртв – но для самого Времени будет жив ровно столько, сколько хозяева установки сочтут нужным…

Было ещё кое-что. Каммлер, нисколько не обременённый преданностью родине и прочими не слишком комфортными вещами того же сорта, временами – пока только в мыслях – осторожно примеривался: не предложить ли готовое оружие западным союзникам в обмен на свою жизнь и сотрудничество. Пока этот план был лишь прикидками, на которых невозможно было выстроить какие-либо обвинения. Но если Каммлер задумается над этим вариантом всерьёз, то в первую очередь избавится от телепата Штернберга – свидетеля своих мыслей.

Будущего нет. Во всяком случае – пока нет.

И оставалось очень мало времени на то, чтобы что-то исправить.

В носоглотке было сухо от безвкусного прохладного воздуха, нагнетаемого системами вентиляции. Штернберг стоял на широком перроне. Перекрестие бледных теней под ногами, массивная ферма мостового крана, свисающие с него крюки и цепи, ниже штабеля каких-то ящиков. Повсюду вооружённые автоматами солдаты. После массового побега заключённых охрану усилили.