Штернбергу заломили руки за спину и повели по узкому коридору, затем вверх по лестнице. Он пару раз споткнулся на высоких бетонных ступенях, пока автоматные рыла нетерпеливо подталкивали его в спину. Тяжёлая железная дверь бесшумно отошла в сторону, в глаза ослепительно ударило солнце, словно прострелив голову насквозь раскалёнными иглами.
– За бункер, – распорядился унтер-офицер.
Эсэсовцы повели Штернберга мимо боковой стены бомбоубежища, где на пригретый солнцем бетон садились рыжие бабочки, вспархивающие, когда их касались тени людей, повели по упрямо пробивавшейся из каменистой земли тонкой траве особого младенчески-ясного весеннего оттенка. Прямо из-под ног с пронзительным писком выпорхнула мелкая птичка. Неподалёку, за деревьями, виднелась стоянка, и с самого краю, у блистающего чистотой серого автомобиля, Штернберг готов был поклясться, показалась массивная фигура его бывшего шофёра, Купера. Да что там – это определённо был Купер. Солнце бросало круглый белый блик на неприкрытую фуражкой светлую щетину на его голове. Шофёр, протиравший лобовое стекло автомобиля, оставил своё занятие, чтобы поглядеть, кого ведут на расстрел. Разглядел. Отвернулся.
Тень от задней стены бункера оказалась неожиданно студёной, землисто-сырой. Травы здесь почти не было, только разводы песка, щебень да куски арматуры. Штернберга поставили к самой стене, от которой веяло промозглым холодом. Впрочем, у этой стены ещё никого не расстреливали, он должен был стать первым. Держа его под прицелом, солдаты отступили и выстроились в ряд.
Унтер глянул на Штернберга с равнодушным любопытством. Без портупеи, в перекошенном кителе, с которого так и не сорвали знаки отличия, Штернберг свободно стоял, опустив руки, и с пронзительным вниманием смотрел на расстрельную команду, на тонкие деревья позади, на солнечную зелень – прозрачно-яркую, как глаза Даны.
– Целься, – приказал унтер.
Именно в это мгновение страх наконец растаял, как снег под солнцем. Будущее, ужас перед которым так мучил, стало вдруг неважно – и прошлое, и будущее, и настоящее обратились в одно бесконечное мгновение, которым можно было повелевать как угодно. Штернберг был убеждён, что сумеет сейчас совершить задуманное: его воля взметнулась незримым пламенем, прожигая привычный ход времени. Он ощущал прикосновение бесплотных ладоней, ложащихся на плечи, слышал перемешанный нездешним эхом шёпот в оба уха. Он знал, что, избавившись наконец от разрушительного страха, заслужил право на неограниченность воли.
Теперь он ощущал Время не как вожжи в руках, которые мысленно натягивал до дрожи всего существа, – нет. Теперь он чувствовал себя просто его частью. Одновременно частностью и целым. И мог управлять всем, потому что не было главного и второстепенного, была лишь всесвязанность.
Он чувствовал дыхание Времени за плечами. А его собственное время будет течь сейчас иначе – ровно столько, сколько он этого пожелает.
– Огонь! – скомандовал унтер.
Штернберг бросился вперёд и в сторону. Воздух раскололся на бессчётные грани, в которых мигом заплутал солнечный свет. Штернберг услышал протяжные и гулкие сверлящие звуки позади – в этот дрожащий гул обратился резкий и тарахтящий звук автоматных выстрелов. Потом все звуки исчезли и появились вновь, когда автомобили вокруг (он выбежал на стоянку), диковинно-прозрачные, будто полноразмерные модели из стекла, вновь обрели плотность.
Штернберг тут же упал на четвереньки у колеса армейского «Кюбельвагена», выглянул из-за машины, пытаясь в солнечно-тенистой ряби рассмотреть, что происходит возле стен бункера. Солдаты суетились. Приговорённый исчез прямо у них из-под носа, подобно призраку, а пули зря впились в пустую стену.
Штернберг, пытаясь отдышаться, хватал ртом воздух. Куда дальше? Ещё один такой рывок во времени и пространстве – и миновать пост охраны? Он знал, что сумеет. Но что потом?
На серый песок у его колена упала чья-то тень. Купер, понял Штернберг, прежде чем успел обернуться.
Шофёр остановился прямо позади него и неуверенно заухмылялся:
– Ну вы даёте! – И восхищённо ругнулся, впервые на памяти Штернберга выйдя из почти карикатурного образа абсолютного флегматика. – У них там небось ум за разум зашёл! Очертенеть! Это как такое делается?
– Тихо вы! – зашипел на него Штернберг. Снова выглянул: кто-то из расстрельной команды побежал докладывать об исчезновении осуждённого, несколько солдат пошли вокруг бункера, прочие направились в сторону стоянки.
– Ключи от автомобиля! – сдавленно зарычал Штернберг, поднимаясь с колен. – Быстро, не то убью!
Он был безоружен, и его угроза для любого прозвучала бы несерьёзно – для любого, кроме Купера, на лице которого прочно запечатлелись растерянность и изумление от только что увиденного. Человек, запросто возникший из ниоткуда в нескольких десятках метров от того места, где чудесным образом исчез всего секунду назад, наверняка способен и убить голыми руками, и это ещё если забыть о пирокинезе…
– У меня есть идея получше, – уже совершенно спокойно заявил Купер. – Садитесь, довезу, куда вам надо.