Алый закат в Лейкхерсте

— Ты должен сидеть и думать о том, что всё, что ты видишь вокруг себя, тебе опостылело. Надоело. Страстно всех ненавидишь. Презираешь красных, жёлтых и чёрных. Их назначение — быть чернорабочими и рабами. Всем людям ты предпочитаешь белых, но не всех, а только избранных. Эти «избранные» назовут себя «арьи». Арьи и их потомки и есть те «иные», которые будут свой народ считать избранным. Думай, что это ты их породил в своей, пока что пустой голове. Все остальные двуногие для тебя, в твоей голове — это «недочеловеки», «не люди».

— Я так не думаю! Я люблю всех! Я люблю этих людей! Они есть моя жизнь!

— Чтобы победить зло, ты должен так подумать, глупец! Иначе зло, которое ты будешь караулить здесь, пройдет мимо нас. Оно окажется в другом месте, и тогда его Путь будет нам не подвластен. Иначе те, чужие, станут править земным миром, и они погубят всех, кто нам с тобой так дорог сегодня и в будущем. Запомни — это полностью чуждый нам мир, но он уже стоит на пороге свершений! Твоя помощь состоит в том, чтобы Думать и Думать теми мыслями, олух, которые я тебе пытаюсь втолковать.

— Эх, это так тяжело, госпожа гадалка, я боюсь, что не смогу выполнить твоё поручение в точности и полностью. Но, клянусь! Я попробую.

Женщина сложила ладони вместе, скрестив пальцы, и придвинулась ближе:

— Сними чалму, факир. Хорошо, вижу. Волосы обриты. Зря. Немного отрасти их и зачеши на косой пробор. Также отбели травами лицо и отпусти усы. Остальную растительность постараешься брить везде на лице, оставляя усы лишь под носом. Твоя внешность должна полностью отличаться от всех «этих черномазых и прочих цветных» людей, которые поселятся в голове. Понимаешь?

— Стараюсь, — кланялся факир, плотно сложив ладони вместе.

Он хотел бы сбежать, но чувствовал, что кроличья натура не может одолеть змеиного взгляда. Женщина продолжала:

— Внутреннее пренебрежение, презрение и спесь должны прорасти в тебе, словно корни пейота в пустыне. Эти чуждые идеи и мысли должны поселиться внутри тебя прочно. Мы, ты и я, сейчас так не думаем, но теперь ты будешь вести себя так, словно ты Избранный. Об этом ты должен молчать, но мысленно и молча презирать всех, кого видишь, не «избранных», не таких, как ты. Запомни, факир, твои мысли будут нашей приманкой и ловушкой для тех, Иных, кто придёт сюда.

— А когда Они придут?

— Мне был знак. Они придут сюда в тот миг, когда здесь появится Ледяной Мустанг! Точнее я не могу сказать — не знаю. Ты должен стать им своим, остальное пусть тебя не волнует. Это уже будет наша забота...

* * *

МУЗЫКА ИГРАЛА ВСЁ ГРОМЧЕ и задорнее. Ритмы убыстрялись, и ноги танцоров мелькали в неистовой пляске. К бунгало подъехал черный лакированный автомобиль, который вручную притолкали к стоянке четверо «квадратных» типов с одинаковым выражением лиц. Они страшно ругались по-немецки, с ненавистью поглядывая на площадку перед бунгало. Навстречу к ним вышел слуга, исполняющий роль швейцара, и спросил их по-английски:

— Чем я могу помочь хорошим господам?

— Где у вас здесь бензин?

— Нету бензина, мистер. Может быть, вы хотите поужинать? Есть прекрасные бобы и кукурузные лепёшки.

— Никаких лепёшек! Я спрашиваю тебя, олух, про бензин! Бе-ен-зин! Понимаешь?

— Понимаю, здесь нет и никогда не было бензина, это есть ресторан, хороший господин. Здесь люди кушают, — он широко улыбнулся.

— Осёл!

— Фриц, Йоган, вы хотите есть?

— Да, мы очень хотим есть. Курт, ты разве не в курсе, что мы с утра мотаемся в этой «дыре», и во рту крошки хлеба не было даже. И мы не против выпить даже пива или шнапса, но, правда, здесь одни цветные и черномазые! Ишь, как они пляшут, чисто дикари! Жуть!

— Что поделать, дружище, раз мы оказались в этом месте, придётся зайти в это мерзкое заведение. В противном случае нам не выбраться отсюда! Не голодать же белым людям из-за этих обезьян.

Квадратные господа с откровенно брезгливым выражением на лицах зашли под соломенный навес бунгало. Подошёл официант мексиканец и предложил новым посетителям бланк меню. Текст, написанный на трёх языках: английском, французском и немецком — обычно подавали всем европейским туристам.

Группа вошедших разместилась за свободным столиком, соседствующим со столиком бывшего факира. Внешность факира резко отличалась от местного колорита. Выражение тонкой иронии и спеси на бледном лице этого незнакомца явно говорило о том, что он здесь не такой, как все.

— Мы здесь не одиноки, друзья. Вон ещё одна «заблудшая овца», которая оказалась здесь не по своей воле, — обронил Курт, мучительно выбирая блюда из мексиканского меню.