Алый закат в Лейкхерсте

Долго горевать не пришлось, настал черёд собирать черепки знаний. Сотрудники Пулковской обсерватории, не уехавшие по приказу академии в Ташкент, а перебравшиеся на чердак Ленинградского оптического института, не прекращали работу. Собрал волю в кулак и апологет астрономии Константин Иванович Кедров, он руководил темой исследования и направлял научные страсти в нужное русло. Добрый характер и приятная наружность начальника способствовали успехам коллектива. Это был высокий сорокалетний и выносливый мужчина, имевший обыкновение даже в неуютных и экстремальных условиях сохранять трезвый ум. Он был отчаянно обаятелен, когда улыбался, и необыкновенно сосредоточен, когда того требовала рабочая ситуация.

Вот и сейчас он мастерил установку по захвату гипотетического звёздного эха, распространяющегося вне времени. По его мнению, сверхскоростной эффект должен был произвести нечто такое с трёхмерным пространством, что информация из будущего сможет просочиться в настоящее раньше, чем произойдет это событие. Сумасшедшая идея торопила Кедрова воплотить в жизнь рождённое полуголодной бессонницей детище воспалённого воображения.

3

Не только Кедров, но и каждый блокадный житель Ленинграда задавался вопросом: когда же закончится война, и сможет ли советский народ победить немецких захватчиков? Ведь тактический и стратегический перевес военной машины оставался на вражеской стороне. Поэтому изобретатель гнался за всеми мысленно поставленными им самим и коммунистической партией сроками, чтобы хоть краем глаза увидеть тот мнимый фокус реальности, которая ожидает народы Европы и Азии, втянутые в мировое побоище.

Серое утро забрезжило над заснеженными ленинградскими улицами, крепким ледоставом Невы и Фонтанки, шпилями Исаакиевского Собора, Адмиралтейства и гордым стражем города — Медным Всадником. Мороз крепчал, трещали оставшиеся без отопления стены домов петровской, екатерининской и сталинской эпох, стыли на ледяном ветру чугунные лепестки и узоры решётчатых ограждений на набережных. Гранитными изваяниями вмёрзли в парапеты теплолюбивые львы, не чуя каменных лап, припорошенных колючей снежной крупой. Северная зима обняла дома, людей и множество бродячих полуголодных животных, — неумолимо сокращавшееся день ото дня, — сковала студёным кольцом все подходы и подъезды к городу. Блокадное кольцо сужалось.

Этим утром в контрольной комнате Ленинградского оптического института, где обосновались «пулковцы», было жарко; конечно же, не от печки-буржуйки с закопчённым чайником, а от вспыхнувших дискуссий. «Зеркала Кедрова», как сразу же окрестили эту систему коллеги, прошли технический осмотр, предстартовую калибровку и пробный пуск на половинной мощности.

— Пора начинать, — буднично произнёс Кедров, грея руки о кружку с кипятком, гордо именуемым чаем «Белая Роза». — Какие будут предложения?

— Константин Иванович, а давайте-ка испытаем агрегат с помощью захвата сигнала от вашего квазара! — слегка надтреснутым фальцетом подал голос Пётр Лукич Зимин. — Старый астроном и давнишний пенсионер плохого не посоветует, а?

За неимением более молодых кадров, кроме должностных обязанностей, он согласился быть парторгом обсерваторской ячейки коммунистов. И к его слову коллеги прислушивались. Особенно вырос его авторитет после отчаянной попытки эвакуации обсерваторского книгохранилища. Зимин потопал ногами, обутыми в латанные и перелатанные валенки, согревая застывшие ноги, и налил в кружку кипятку.

— А что? Хорошая мысль! Дело говоришь, Пётр Лукич, — наперебой поддержали коллегу научные сотрудники — Еремей Гаврилович и его супруга Евгения Ильинична Северцевы.

Еремей Гаврилович — чуть выше среднего роста и тщедушного вида мужичок, — при мобилизации был признан негодным к строевой службе, но поскольку имел технические знания и опыт, то его приписали к особо важной работе в проекте Кедрова. К началу войны он не достиг ещё почтенного «астрономического» возраста и соответствующих регалий, поэтому не чурался никаких научных авантюр и, словно молодой, рвался в бой с неравным противником. В данном случае противником выступала неприкрытая и таинственная Неизвестность.

Евгения Ильинична — ниже мужа на полголовы, но крепче в кости и значительно шире в бёдрах, — имела характер мягкий и уступчивый. Оба супруга счастливо дополняли коллектив зачастую диаметрально противоположными взглядами на проблему, что позволяло учесть неожиданные нюансы, возникающие в спорах.

— Честно говоря, коллеги, хочу вас предупредить, — снова взял слово Кедров. — Мы достоверно не знаем, что нас ожидает по ту сторону реальности. Действительно ли мы сможем подсмотреть наше будущее или это будет мнимая реальность, восприятие которой равнозначно сновидению. Не знаю.

— Константин Иванович, как только мы нажмём кнопку «Пуск», что произойдет? — встрял в разговор Тарасик — четырнадцатилетний помощник Петра Лукича, исполняющий обязанности лаборанта.