Американский Шерлок Холмс. Зарождение криминалистики в США

Рождество 1921 года для многих американцев выдалось славным^{272} — по крайней мере, для тех, кто располагал достаточными средствами. В городах появились фургончики, торговавшие соснами и кедрами, а в пригороде жены посылали мужей, вооруженных острыми топорами, на специальные елочные фермы. Мужчины тащили домой хвойные деревья, которые на рождественский сочельник будут щедро украшены перевязанными бечевкой кульками с воздушной кукурузой, сосновыми шишками, гирляндами с красными и зелеными лампочками или сделанными своими руками бумажными цепочками. Те же, кто придерживался традиций или не мог позволить себе электрическую гирлянду, аккуратно привязывал к веткам свечи.

Некоторым ребятишкам выпадало счастье хлебнуть кока-колы или полакомиться шоколадным батончиком «Малышка Рут»[41]

за десять центов. Дети сочиняли письма Санта-Клаусу: мальчишки просили игрушечные поезда фирмы «Лайонел» или заводные жестяные катера, а девочки мечтали о куклах, которые умели ходить и говорить и стоили на распродаже по 2 доллара 98 центов.

В обеспеченных семьях на рождественский обед, как правило, подавали суп из устриц, жареного молочного поросенка, порезанную кубиками репу в горячем яично-масляном голландском соусе, а на десерт — пирожные и орешки^{273}. Но существовало в Америке и совсем другое Рождество, когда благодаря добровольцам из Армии спасения^{274}

Санта-Клаус стучался в двери домов, где жили бедные ребятишки. Подарки в мешках лежали скромные: варежки да шапки. Благотворительная организация, образованная в 1865 году в Лондоне, также доставляла нуждающимся бесплатные рождественские обеды, в частности индейку и импортные апельсины.

Оскару вспомнились рождественские праздники 1880-х в его собственном детстве: «Когда Санта-Клаус явился ко мне не в привычном красном костюме, а в шапке с красной лентой, на которой золотыми буквами было выведено „Армия спасения“, а вместо белоснежной бороды у него оказались черные усы, это стало для меня настоящим шоком»^{275}.

Он так и не смог примириться с отцовским неумением обеспечить семью, с тем, как легко папа бросил семью на произвол судьбы. Слабость Августа Генриха лишила его сына многих возможностей. Оскар не забыл, как в восемь лет на Рождество получил лишь подарок от воскресной школы. «Я, сын бедного плотника, получил красное яблоко, а сынок богатого ювелира три коробки карандашей, два апельсина и кулек воздушной кукурузы, — с горечью вспоминал он. — Это случилось тридцать два года назад, но с тех пор я смотрю на жизнь по-другому».

Оскар пообещал себе, что к нему в дом больше никогда не придет Санта-Клаус из Армии спасения. Одержимость деньгами особенно возрастала у Генриха во время праздников. И чем сильнее он паниковал, тем тщательнее записывал статьи расходов семейного бюджета. Например, за неделю на страховку, дополнительную мебель, книги, автомобильные запчасти, мясо и табак ушло 74 доллара 37 центов. Оскар вел домашнюю бухгалтерию раз в неделю, а иногда и ежедневно. Его тревожило, насколько прибыльным окажется наступающий 1922 год.

Рождество 1921 года было сильно омрачено тем, что экспертиза Оскара в деле «Толстяка» Арбакла не помогла присяжным прийти к единому решению, — чудовищный результат, по мнению криминалиста. И теперь ему приходилось вымучивать веселье с домашними, вместо того чтобы работать с уликами в лаборатории внизу. «Нужно подготовиться к тому, что я проведу целый день, выслушивая восторженные восклицания по поводу различных подарков, которые получат члены моей семьи. Хотя, по-моему, все эти предметы на редкость бесполезны как для них, так и для кого угодно», — жаловался Оскар Кайзеру.

Наверху одиннадцатилетний Теодор и семилетний Мортимер затеяли громкую игру. Сыновья, непоседливые любознательные мальчики, завидя отца, тут же забрасывали его бесконечными вопросами. Они унаследовали от матери многие прекрасные черты: в частности, прямые темные волосы, привлекательные кареглазые лица и уйму энергии. Впрочем, последнее проявлялось в Марион иначе. Темперамент жены Оскар ласково называл «нервическим».

«Если я слишком тороплю Марион, у нее запросто может сгореть обед, да и сама она, чего доброго, заболеет, — шутливо писал он Кайзеру. — А что творится, когда мы спешим на поезд или еще куда-нибудь!»^{276} Криминалисту часто приходилось скрывать от супруги не только ужасные подробности текущих уголовных дел, но и регулярные проблемы с деньгами — в те годы мужья не очень-то верили, что их жены хоть сколько-нибудь смыслят в том, как улучшить финансовое положение семьи. «Когда мы покупали подарки на Рождество, то расплатиться за них целиком могли только к сентябрю следующего года. Я считал своим долгом незаметно оградить ее от прозаических забот о хлебе насущном»^{277}.