Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»

Вскоре, как мы уже знаем, он задастся целью создать язык, в котором план выражения и план содержания, слово, понятие и вещь будут согласованы, язык универсальный, в котором мир отразится как он есть. Отрицание же «социомагии» большевиков и марксизма Вольф будет выводить из критики языка, дискурса. Этой критике посвящён его основной трактат о «социотехнике и социомагии».

Если мы спросим мимоходом, на каком основании Маркс считал свою науку новой, не буржуазной, то правильный ответ будет […] – на основании магии переименования, на основании деноминализации.

Слово и имя играют в магии колоссальную роль¹⁵⁷.

Новое высказывание имеет гипнотическую власть над своим адресатом:

Предать расстрелу, или расстреливаются на месте – магическая безличная фатально-детерминистическая формула, краса и гордость совнаркомовских декретов. Этим внушается нам идея, что люди любят, чтобы их расстреливали, внушается нам, что расстрел произойдёт чисто механически-магически, как будто никто их не расстреляет, а сами себя расстреляют своим грехом¹⁵⁸

.

Меняя имена, язык создаёт иллюзию изменения самих вещей: «Как только министерства переименовались комиссариатами, то они стали “отцами коммунистических народов”»¹⁵⁹. Приёмы «колоссализации» (расширение объёма понятия) и «конверсализации» (от «конверсии»: мы бы сказали: инверсии, оценочной замены знака минус на плюс) служат усилению той же иллюзии: «И охранное отделение […] вырастает, превращается в чрезвычайку, становится благодетельницей рабочего класса, рассадницей мировой революции»¹⁶⁰.

Если построения братьев, взятые вместе, назвать утопией, то можно сказать, что гординская утопия борется со старым миром; но это и контрутопия, нацеленная против «утопии у власти»¹⁶¹ большевиков.

«Деноминализации» – это уже оруэлловская тема. Евгений Замятин делает на неё заявку в 1919 году: эсеровское «Дело народа» печатает его статью, где «подлинный народ» противопоставлен «оперному большевистскому “народу”, насвистанному для вынесения бесчисленных резолюций о переименовании деревни Ленивки в деревню Ленинку»¹⁶². Позже, в «Мы», он обыграет инверсионный механизм языка, заставив героя рассуждать о старорежимных шпионах-белене и новых шпионах-ландышах, о будто бы одинаково режущих горло живому человеку разбойнике-преступнике и хирурге-благодетеле¹⁶³

. Но уже в 1918 году природу псевдонаучного языка идеологии, уловив и его связь с утопией у власти, установили братья Гордины – Абба в статьях, Вольф в своей программной книге. Дадим из неё ещё одну цитату:

Цель – спасение души – оправдывает средство, умерщвление плоти… Это психохирургия […] Уместно ли миндальничание, кисельность, когда речь идёт о великих идеалах? Можно ли сказать, что тут что-нибудь неправильно, что это зверство, дикость? Нет, наоборот, всё здесь дышит истинной христианской любовью […] Разве Торквемада, любвеобильная душа которого не могла мириться с тем, что души еретиков будут вечно мучиться – жариться в аду, не должен был как хороший хирург, хладнокровно ампутирующий негодный член для спасения тела, сжечь бренное тело ради спасения души? […]

И такие слова вроде того: нам тяжелее убивать, чем жертвам нашим умереть, – такую проповедь мы слышали от Луначарского на религиозном диспуте. Что-нибудь такое мы бы слышали и от инквизиторов¹⁶⁴.

Как не вспомнить, что Эренбург озаглавил «Великий Инквизитор вне легенды» ту главу своего романа, где Хулио Хуренито встречается с Лениным; Великий Провокатор призывал не миндальничать создателей «нового пафоса для нового рабства»: