– Это вероятно, так как у них все предания, мифы осуществлены, а это свойство ведь приписывалось в священных сказках Богу – он знает мысли человека.
– К чему же нам теряться в загадках и догадках? Он придёт и всё нам разъяснит, – сказала женщина.
– Знаете, мне неловко себя на этом уловить, но это так, я порою отношусь к нему с большим недоверием, и кажется мне минутами, что он просто морочит нам голову, – сказал рабочий.
– Нет, к нему нельзя так относиться.
– Он, во всяком случае, заслуживает полнейшего доверия, – сказала горячо женщина.
– Нельзя ведь, на самом деле, сомневаться в том, что видишь глазами.
– Глазам не всегда доверить можно, ведь есть масса случаев обмана зрения, – сказал юноша.
– Но ведь здесь мы многое испытали сами на самом себе, ведь мы ступали по воздуху, по лёгкому, по прозрачному, – сказал угнетённый народ.
– И очень многое мы проверяли осязанием, – сказал я.
– А может, они создали здесь и обман осязания, иллюзию осязания, – сказал юноша.
– Это невероятно. Здесь, в этой стране не создают обманов, а сущие сущности, настоящие реальности, – сказал я.
– Но мы, скажите по совести, ведь никогда не мыслили себе страну Анархию как край осуществлённых чудес, «оявленных» снов, – сказал рабочий, – мы думали, мечтали, стремились в страну Анархию, в которой не будет ни рабов, ни господ, труд будет вольным, наконец, человек будет свободным, народы будут жить как родные братья, в одной семье человечества, женщина будет равноценным членом общества, молодёжь будет сохранять свою творческую свежесть, своё дерзновение и вызов старым ценностям и оценкам культуры, вот тот максимум, который мы вложили в понятие анархии, даже более: мы мыслили страну Анархию как край, свободный от суеверий и религии и науки, как край, из которого изгнаны Бог и Природа, поп и учёный профессор, край, который держится на труде, технике, творчестве, но не более, а тут ведь какие-то чудеса. Какие-то невозможные, немыслимые вещи творятся здесь, это что-то не так, не то, что мы ожидали, – сказал рабочий, глубоко вздохнув, – картина слишком хороша, и поэтому не верю, что она настоящая, действительная, – добавил он с грустью в голосе.
– Боишься, что это сон и тебя ждёт беспощадное пробуждение на пороге утра. Не бойся, за этим сном нет пробуждения. И пробуждение, которое следует за сном действительности, называется, наоборот, вечным сном без сновидений, – сказал я.
– Оставьте, – сказала женщина, – неужели мы все во власти какого-то дивного, чудного сна! Смешно! Да, действительность до этого дня была кошмарным сном. Но это – действительность.
– Осязай, наконец, руками эту гору, встань, посмотри кругом, вон блещут, горят, объяты солнечным, серебряным пламенем пять морей, сыплют искры пять солнц, а ты ещё сомневаешься, – залился молодым звонким смехом юноша.
– И чему ты здесь удивляешься?! Верно, мы себе страны Анархии не рисовали такими яркими красками и такой задорной, неустрашимо-дерзновенной кистью. Но тем не менее всё это вполне естественно. Во-первых, освободили человека, освободили всех пять угнетённых и причастили их к культуре. Во-вторых, сама культура, истинная культура, освободилась от её паразитов и тормозов религии и науки. Человек покончил раз навсегда с ложью, с ложным, мифическим миром науки и веры и отдал всю свою неисчерпаемую энергию технике, пантехнике, возвёл на пьедестал настоящего бога – саму действительность, сам реальный мир. Возвёл в культ, в единственный культ труд, творчество, действо, так что же дивного после этого, если он, как древний бог в преданиях, создал новую землю и новые небеса, – сказал я.
– Всё обыкновенно и естественно в этой искусственной, творческой, пантехнической стране. Здесь воспитывают молодое поколение на действиях, на дерзновениях, на революциях, на победах над предметами, над окружающей средой, и здесь вырастают люди-революционеры, настоящие творцы, – сказал юноша.
– Да, я тоже так думаю, – сказал рабочий, как бы оправдываясь, – но порою всё же кажется мне…
– Смешно, что тебе кажется…
– Да это уже слишком хорошо, и поэтому сказочно, и поэтому невероятно и недействительно.