Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

– Нисколько. Мы творим, вечно творим, творчество есть игра. Но мы не играем в веру, не играем в науку, а играем в технику. Наша деятельность – это игра действа.

– Я ничего не понял.

– Опять не поняли, – усмехнулся человек из страны Анархии.

– Да как вас понимать?

– Очень просто. Люди раньше плохо играли, мы хорошо играем.

– Как это так?

– Ясно. Культура есть продукт досуга, излишнего времени, которого девать некуда. Во-первых, у вас было мало досуга, вы были заняты добыванием «хлеба насущного»…

– А вы?

– Да мы не хлебом живём, ведь я вам уже несколько раз говорил, что мы обеспечены навеки, досуга у нас много, и мы забавляемся, играем, веселимся, радуемся – живём.

– А мы разве не жили?

– Нет, вы не жили, вы трудились. Бог вас проклял «в седьмом поте ешь твой хлеб». И проклятие тяготело над старым миром, над старой жизнью.

– А вы как живёте?

– Мы живём в раю. Мы вернули себе рай. Мы – человек до грехопадения. Мы – без труда, без заботы, одна радость нас окружает, одно веселье нас провожает по жизненному, усеянному розами пути.

– Но что означает не играете в науку?

– Просто. Вы, наивные люди, создавая науку, открывая ваши законы, изучая, исследуя природу, приняли все эти продукты вашего мышления и принимаете их до сих пор в ваших странах за «истину», за действительность; вы даже этими вами вымышленными, вами выдуманными, вами измечтанными «законами» руководились в ваших поступках и действиях, будучи настолько примитивными, что не догадывались, что вы подчиняете, таким образом, реальную жизнь фикциям, вымыслам, абстракциям, идолам мысли, продуктам фантазии творческого разума. Вы были наивны, как древние, которые приняли речь вдохновлённого поэта за божьи видения, обязывающие к поступкам, за повеления и нормы, за законы жизни. Мы же понимаем, что за всем этим скрывалось одно желание поиграть в «разумное», поиграть интеллектом, хотя вы божились и были уверены, что, открывая законы науки и комбинируя их, вы дело делали. Вашу науку мы считаем игрой в «умное», игрой интеллекта, эстетикой мышления.

Но мы даже этой игры не любим. Мы знаем, что это игра. Но у нас она в загоне. Не подобает «серьёзному» человеку заниматься такой наивной, «никчёмной», неигривой игрой. Наука у нас – это как у вас игра в лошадки, игра в жмурки.

Мы играем в технику, вот игра, достойная человека. Как Бог забавлялся тем, что творил мир, так и мы творим миры, творим предметы, это наша игра.

– Я ничего не понял, – сказал я.

– И я ничего не поняла, – сказала женщина.

– И я ничего не понял, – сказал юноша.

– И я ничего не понял, – сказал угнетённый народ.

– И я ничего не понял, – сказал рабочий.

– Ничего! Поживёте у нас побольше, подольше, тогда вы меня поймёте. Но давайте лучше смотреть!

– Да, вы правы! Давайте смотреть, – сказал я.

– Почему ваши плавательные сооружение такие хрупкие? – спросил рабочий.

– Поймите, ведь у нас нет ни гроз, ни бурь, кораблекрушений нам опасаться нечего. И притом они вовсе не так хрупки, какими кажутся с виду, – ответил человек из страны Анархии.

– А это что?

– Ведь видите, просто лодка, какие и у вас имеются, – сказал мне человек из страны Анархии.

– А мне не верилось, что это просто лодка.

– Мы любим и простоту. Мы любим и сложность.

– А это что?

– Просто плавательный ручеек. Вы что-нибудь подобное видали в летательном отделе?

– А это что? – спросила женщина.

– Плавательная радуга.

– А это что? – спросил юноша.

– Плавательный маленький мирок; вон – землица, вон – крошечное небо, вон – и солнышко. Вон – и люди, автоматики маленькие, которые населяют этот мирок. Всё в маленьких, крошечных размерах, – сказал человек из страны Анархии.

– Кто это изобрёл?

– Странно, почему вы до сих пор не спрашивали, кто изобрёл эти дива и вызывающие удивление «предметы»?

– И вы спрашиваете «почему»? – иронизировал я.

– Да, я стал говорить вашим языком, стал употреблять ваши слова и образы мышления.

– Но кто же это изобрёл?

– Один из нас.

– Как его зовут?

– Его зовут Плавательный Мирок.

– Как же это возможно! Вы просто смеётесь над нами! – сказала с досадой женщина.

– Нисколько, – ответил человек из страны Анархии.

– Разве это имя!

– Да. У нас называют каждого по его главному изобретению, которое он сделал, по главному подвигу, который он совершил в технике. У нас люди носят названия изобретений.

– Странно! – сказала женщина.

– Нет, не странно! Имя человека должно говорить о нём, о его деяниях, о его жизни, о его творчестве.

– Вот как! Это красиво!

– А как вас зовут? – обратились мы с вопросом к нему.

Он слегка смутился и ответил:

– У меня имени нет. У меня имени нет. Я не заслужил имени. Я ничего великого не создал, никакого технического подвига или, как мы говорим, технической добродетели не совершил.

– Не может быть! Вы скромничаете.

– Скажу вам всю правду. Меня зовут Воздухосед, я придумал средство, как сидеть на воздухе, затрачивая при этом столько энергии, сколько при сидении на твёрдом теле. Открытие не важное, но лучшего у меня нет.

– А это что?

– Это плавательное море, по нему кораблик ходит. И весь он плавает, но только на поверхности воды, – сказал человек из страны Анархии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное