– Нисколько. Мы творим, вечно творим, творчество есть игра. Но мы не играем в веру, не играем в науку, а играем в технику. Наша деятельность – это игра действа.
– Я ничего не понял.
– Опять не поняли, – усмехнулся человек из страны Анархии.
– Да как вас понимать?
– Очень просто. Люди раньше плохо играли, мы хорошо играем.
– Как это так?
– Ясно. Культура есть продукт досуга, излишнего времени, которого девать некуда. Во-первых, у вас было мало досуга, вы были заняты добыванием «хлеба насущного»…
– А вы?
– Да мы не хлебом живём, ведь я вам уже несколько раз говорил, что мы обеспечены навеки, досуга у нас много, и мы забавляемся, играем, веселимся, радуемся – живём.
– А мы разве не жили?
– Нет, вы не жили, вы трудились. Бог вас проклял «в седьмом поте ешь твой хлеб». И проклятие тяготело над старым миром, над старой жизнью.
– А вы как живёте?
– Мы живём в раю. Мы вернули себе рай. Мы – человек до грехопадения. Мы – без труда, без заботы, одна радость нас окружает, одно веселье нас провожает по жизненному, усеянному розами пути.
– Но что означает не играете в науку?
– Просто. Вы, наивные люди, создавая науку, открывая ваши законы, изучая, исследуя природу, приняли все эти продукты вашего мышления и принимаете их до сих пор в ваших странах за «истину», за действительность; вы даже этими вами вымышленными, вами выдуманными, вами измечтанными «законами» руководились в ваших поступках и действиях, будучи настолько примитивными, что не догадывались, что вы подчиняете, таким образом, реальную жизнь фикциям, вымыслам, абстракциям, идолам мысли, продуктам фантазии творческого разума. Вы были наивны, как древние, которые приняли речь вдохновлённого поэта за божьи видения, обязывающие к поступкам, за повеления и нормы, за законы жизни. Мы же понимаем, что за всем этим скрывалось одно желание поиграть в «разумное», поиграть интеллектом, хотя вы божились и были уверены, что, открывая законы науки и комбинируя их, вы дело делали. Вашу науку мы считаем игрой в «умное», игрой интеллекта, эстетикой мышления.
Но мы даже этой игры не любим. Мы знаем, что это игра. Но у нас она в загоне. Не подобает «серьёзному» человеку заниматься такой наивной, «никчёмной», неигривой игрой. Наука у нас – это как у вас игра в лошадки, игра в жмурки.
Мы играем в технику, вот игра, достойная человека. Как Бог забавлялся тем, что творил мир, так и мы творим миры, творим предметы, это наша игра.
– Я ничего не понял, – сказал я.
– И я ничего не поняла, – сказала женщина.
– И я ничего не понял, – сказал юноша.
– И я ничего не понял, – сказал угнетённый народ.
– И я ничего не понял, – сказал рабочий.
– Ничего! Поживёте у нас побольше, подольше, тогда вы меня поймёте. Но давайте лучше смотреть!
– Да, вы правы! Давайте смотреть, – сказал я.
– Почему ваши плавательные сооружение такие хрупкие? – спросил рабочий.
– Поймите, ведь у нас нет ни гроз, ни бурь, кораблекрушений нам опасаться нечего. И притом они вовсе не так хрупки, какими кажутся с виду, – ответил человек из страны Анархии.
– А это что?
– Ведь видите, просто лодка, какие и у вас имеются, – сказал мне человек из страны Анархии.
– А мне не верилось, что это просто лодка.
– Мы любим и простоту. Мы любим и сложность.
– А это что?
– Просто плавательный ручеек. Вы что-нибудь подобное видали в летательном отделе?
– А это что? – спросила женщина.
– Плавательная радуга.
– А это что? – спросил юноша.
– Плавательный маленький мирок; вон – землица, вон – крошечное небо, вон – и солнышко. Вон – и люди, автоматики маленькие, которые населяют этот мирок. Всё в маленьких, крошечных размерах, – сказал человек из страны Анархии.
– Кто это изобрёл?
– Странно, почему вы до сих пор не спрашивали, кто изобрёл эти дива и вызывающие удивление «предметы»?
– И вы спрашиваете «почему»? – иронизировал я.
– Да, я стал говорить вашим языком, стал употреблять ваши слова и образы мышления.
– Но кто же это изобрёл?
– Один из нас.
– Как его зовут?
– Его зовут Плавательный Мирок.
– Как же это возможно! Вы просто смеётесь над нами! – сказала с досадой женщина.
– Нисколько, – ответил человек из страны Анархии.
– Разве это имя!
– Да. У нас называют каждого по его главному изобретению, которое он сделал, по главному подвигу, который он совершил в технике. У нас люди носят названия изобретений.
– Странно! – сказала женщина.
– Нет, не странно! Имя человека должно говорить о нём, о его деяниях, о его жизни, о его творчестве.
– Вот как! Это красиво!
– А как вас зовут? – обратились мы с вопросом к нему.
Он слегка смутился и ответил:
– У меня имени нет. У меня имени нет. Я не заслужил имени. Я ничего великого не создал, никакого технического подвига или, как мы говорим, технической добродетели не совершил.
– Не может быть! Вы скромничаете.
– Скажу вам всю правду. Меня зовут Воздухосед, я придумал средство, как сидеть на воздухе, затрачивая при этом столько энергии, сколько при сидении на твёрдом теле. Открытие не важное, но лучшего у меня нет.
– А это что?
– Это плавательное море, по нему кораблик ходит. И весь он плавает, но только на поверхности воды, – сказал человек из страны Анархии.