Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

– Что с тобой! Ведь, собственно, всё, что мы видели в осуществлённом виде, мы знали раньше и даже много веков и, может, тысячелетий, как мечту, как план, как стремление, как желание. Человечество, творя свою мистику, свою каббалу, своё чудотворство, свою идею о Боге, творило её, не как думали ограниченные философы, как метафизическую сложную концепцию, которую они по наивности своей и по недомыслию обрабатывали, углубляли, усовершенствовали, возводя в систему, а творило, создало всё это как подготовительную пантехнику, выдвигая задачи, задавая загадки и ожидая решения от будущих веков. Бог – зенит технических достижений. Человечество было недовольно узкими, ничтожными возможностями и творило в воображении свой простор, свой выход. Всё это – псевдотехника. В стране Анархии перешли к настоящей технике, и Бог перестал быть объектом для философов и поэтов и стал реальным, настоящим человеком, человеком, вооружённым всемогуществом пантехники12.

Увлекаясь речью, я и не заметил, что никто меня уже не слушает. Все смотрели в небо, за чем-то следя. Я последовал их примеру и, вперив глаза в ту точку, которая реяла над нами в высоте, я стал отличать и выделять предмет; может, он спустился и стал виднее, заметнее. Что-то вроде летающей рыбы, а может – кометы. Но скоро всё это исчезло.

– Что это такое было?

– Не знаю.

– Воздушный корабль.

– Мне казалось, что оттуда на нас смотрели, – сказал юноша.

– Может, и смотрели.

– Они-то нас наверно видели, только мы их не видим.

– Надо позвать человека из страны Анархии.

В эту минуту эта точка опять показалась, вот она растёт. Она уже большой шар. Шар превращается в четырёхугольник. Он спускается всё ниже и ниже. Нам страшно стало.

– Это дом!

– Да, это большой многоэтажный дом.

– Шесть этажей.

– Я вижу окна.

– Я вижу балконы.

– Настоящий дом, построенный, как у нас.

– Опасно остаться нам одним здесь, может кто-нибудь опустится…

– Да, спросят, мы ничего не сможем ответить.

– Чего бояться, мы в минуту опасности призовём человека из страны Анархии.

– Я вижу – там люди.

– Там и дети.

– Они уже совсем близки к нам.

– Они смотрят всё время на нас.

– Они, как видно, сигнализируют.

– Дом как бы кружится на одном месте.

– Нет, он опускается ниже.

– Я боюсь, я кликну человека из страны Анархии, – сказала женщина.

– Ну, зовите его, если вам боязно.

– Человек из страны Анархии!!! Явитесь!!!

С левой стороны появилась будто бы маленькая тучка. Она стала опускаться. Вот он перед нами.

– Что случилось? Скучно стало? – спросил человек из страны Анархии.

– Нет, там какой-то дом опускается на нас. Сигнализируют.

Он рассмеялся.

– Они ведь разговаривают с вами, – сказал человек из страны Анархии.

– Как это разговаривают? Почему мы ничего не слышим?!

– Они по нашему телеграфу сносятся с вами.

– По какому телеграфу?!

– По нашему. Они были очень удивлены тем, что вы им не отвечали. Они думали, что вы на них сердитесь, т. е. по-нашему – больны, так как у нас сердитых нет. Поэтому они опустились ниже, и тогда увидели по вашей одежде, что вы не из этой страны. Они очень удивились вашему приходу. Теперь я им всё выяснил. Они извиняются, что вас напрасно перепугали. Все очень извиняются.

– Видите, дом уж улетел, – сказала женщина, обрадованная.

Человек из страны Анархии рассмеялся.

– Чего же было пугаться?! У нас люди людей не обижают ни словом, ни действием.

– Нам страшно было столкнуться с обитателями этого летающего дома лицом к лицу, – сказала, оправдываясь, женщина.

– У нас люди зла не делают. Бояться их нечего.

– Нам бы неловко было.

– Вот как, – улыбнулся человек из страны Анархии, – какая тут может быть неловкость? Вы у нас гости. Вот и всё. Осматривайте этот край. Это право каждых пятерых. Вы Союз Пяти угнетённых, и наша страна к вашим услугам, она вся будет вашей по истечении пяти дней.

– А я хотела вам задать один вопрос, – сказала женщина.

– Пожалуйста. Я слушаю вас.

– Я хотела узнать, есть ли в вашей стране забвение, можете ли вы забыть что-нибудь и кого-нибудь.

– Нет. Забвения здесь нет. Здесь живёт сильная, могучая творческая память. Всё слышанное, виденное, свершившееся раз живёт в нашей душе, в нашем сознании вечно. Над нами забвение не властно.

– Если так, то вы несчастны, – сказала женщина.

– А почему? – удивился человек из страны Анархии.

– Потому что вы не можете забыть перенесённого, пережитого горя, страдания, огорчения.

– Да этого у нас нет.

– А любимого человека, если он умирает? – спросила женщина.

– Видите, забвение и смерть ведь одно и то же. Там, где нет смерти, там нет и забвения.

– Но у вас ведь есть смерть. Ведь умирают люди, когда они этого хотят.

– Да. Но и забывать они могут при желании. Мы одолели забвение. Но мы его не уничтожили. Мы сохранили его, как смерть, для охотников, для желающих, для индивидуальных случаев. При желании можем и забыть, как и умереть.

– И я так понял, – сказал юноша.

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное