Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

– У нас почти всё есть акт воли. Весь наш внутренний духовный мир есть наша воля. Все наши чувства подчинены нашей воле, они произвольны. Когда не хотим, мы не видим предметов, даже самых близких к нам, не слышим звуков, носящихся мимо наших ушей, не осязаем, не ощущаем, не чувствуем, не думаем, не познаём. Всё в нашей воле. Когда мы не хотим, мы не воспринимаем, не получаем никаких внешних «раздражений».

– Странно! Как это возможно?

– Очень просто. У нас воля выросла, окрепла, стала самым доминирующим в человеке, в его плоти и в его духе. Всё зиждется на воле.

– Я этого не пойму.

– И понимать здесь нечего. У нас тип человека другой. У нас он весь волевой. Вместо сознания у нас стоит на первом плане воля. В начале была воля, в середине воля и в конце нужна воля.

– Не понимаю, – сказал я.

– Поймёте. Поживёте у нас и поймёте, что в этом мире нечего понимать, – усмехнулся человек из страны Анархии.

– Но всё-таки, – сказал с задором я.

– Идём лучше в плавательный отдел, хотите? Это вопрос воли? – сказал, полусмеясь, человек из страны Анархии.

– Идём! – сказали все мы.

И мы все встали и пошли.

XI

– Пойдём в плавательный отдел, – сказал человек из страны Анархии.

– Пойдём.

– Только мы здесь не долго останемся, наскоро посмотрим то и другое и уйдём.

– Чего спешить? – спросил недовольным тоном юноша.

– День уже клонится к концу, а у нас ещё много отделов, а желательно было бы, чтобы вы, хотя и поверхностно, ознакомились с несколькими отделами, – сказал человек из страны Анархии.

Он пошёл впереди нас, а мы за ним. Пошли гулять по воздуху.

– Все отделы осмотреть всё равно не успеем, – слишком много их и слишком мало времени в нашем распоряжении. Здесь изобретения, скопленные веками веков изобретателей, всё за день не пересмотришь. Но спешить надо.

Мы пошли быстрее.

– Да, здесь надо торопиться видеть, смотреть и жить, – сказал я.

– Страна Анархия создала новый темп, скорый ход. Мы живем быстрей, мы работаем быстрей, мы разрушаем и создаем быстрей, – сказал человек из страны Анархии.

– Вы ускорили ход времени? – спросила, лукавя, женщина.

– Мы создали совершенно новое время, новые времена, новых людей, новые изобретения, новый мир, – сказал человек из страны Анархии.

– Да, здесь плавательный отдел, – торжественно заявил человек из страны Анархии.

– Мы видим.

– Ну, вот, смотрите. Мы вверх не пойдём. Мы отсюда будем наблюдать, – сказал человек из страны Анархии.

– Тогда мы всех изобретений не рассмотрим.

– Это ничего не значит. То, что вы проиграете в одном отделе, вы выиграете в другом.

– Согласны, – сказали мы все.

– Итак, мы станем в самую середину и отсюда будем смотреть и вниз и вверх, – сказал человек из страны Анархии.

– Прекрасно!

Мы принялись смотреть вверх. Все предметы, как в предыдущем отделе, висят в воздухе. Висят неподвижно, не шевелясь, как бы застывши.

– Плавательный отдел делится на два главных подотдела: надводный и подводный. Некоторые аппараты приспособлены к плаванию по поверхности воды, а некоторые к тому, чтобы нырять и плавать под водой, – объяснил человек из страны Анархии.

– Это что? – спросил юноша, указывая рукой на орла, вылитого, как мне казалось, из бронзы.

– И он плавает. И по воде и под водой.

– Как же плавать на нём?

– Очень просто, садиться верхом и держаться за крылья. Ногами он рассекает воду и плавает с быстротою воздушной волны.

– Собственно говоря, это самый обыкновенный отдел, потому что и у нас плавание было широко и высокотехнически поставлено, как и по воде, так и под водой, – сказал я.

– Да, отчасти это так, но не совсем. У нас же моторы совершенно другие. Хотя само плавание было давно известно, даже древние умели совершать кое-какие плавательные путешествия, – сказал человек из страны Анархии.

– Примите во внимание, – сказал я, – что у нас есть торговый и военный флот. У нас по воде ходят целые города, вооружённые города.

– Да, это так. У нас никаких таких флотов нет: торгового флота нет, а военного подавно. У нас мореплавание является чуть ли не сплошной забавой. И потому наши «корабли» совершенно другие. Они в высшей степени эстетичны. Они служат только для развлечения, для увеселения. Вернее, у нас плавание есть самоцель, есть жизнь, а не средство к чему-то. Вообще, у нас, в стране Анархии, очень мало средств, и очень много самоцелей, много жизни, самой настоящей, и очень мало погони за ней, – сказал человек из страны Анархии.

– А это что?

– Это плавательный сад. Он шикарно плавает по воде.

– А это что?

– Это плавательная люлька, в ней катаются обыкновенно младенцы.

– А это что?

– Это просто плавательное дерево. Оно плавает по воде, держась прямёхонько, на нём плавают обыкновенно дети, ютясь между ветвями.

– А это что?

– Плавательный ковёр, – сказал человек из страны Анархии.

– У вас масса плавательных игрушек, – заметил юноша.

– Да, их у нас много. Весь наш мир есть одна игрушка. Мы – большие дети. Нам – игрушки в руки. Наша жизнь – игра. Мы живем, играя, играем, живя.

– Странно! Чтобы люди вечно играли, а не занимались серьёзным делом, – заметил я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное