Итак, я ничего серьёзного в последовавших за моим пананархизмом попытках реформирования анархизма, сначала на Украине, а после и в Москве, не усматриваю; как всякое реформаторство в наше время, оно бессомненно потерпит полное крушение, ибо никакого выхода из анархического тупика, помимо внегосударственности, фактически нет, ибо создать из анархизма партию вроде социал-демократии, что означает отбросить всю подгосударственность анархизма, выделяя из него или чистую догосударственность (стремящуюся к власти партию), или чистое мессианство, выжидательство исторического процесса, заранее осуждено на неудачу из-за одного того, что весь анархизм, как и примыкающие к нему течения вроде максимализма, всегда вложили всю свою сущность, смысл и оправдание своего существования лишь в лозунге: «прямо к цели», без которого анархизм как таковой перестаёт существовать, что не мешает, конечно, называться анархистами и без него – тем, которым угодно прилепить себе какой-нибудь ярлык лишь на потеху или из-за одной трусости остаться без такового. Оспаривать этот основной тезис анархизма, на котором последний исторически разошёлся с социализмом, с марксизмом, и называться анархистом – есть абсурд, что-то вроде названия «неанархического анархиста», так как одним тем, что отвергаешь государство в будущем, ещё не имеешь права на название «анархист», ибо в этом согласится с тобою не только коммунист и социалист, но даже и кадет. Значит, это принципиально невозможно, как и невозможно выезжать на человечестве будущего, т. е. на уничтожении национальностей в будущем, ибо с этим опять согласится добрая половина кадетов и почти все социалисты и буквально все коммунисты. Что остаётся для анархизма делать с вопросом о государстве? Очевидно, то, что он до сих пор делал – отвергать, разрушить или разложить государство сейчас, и тут-то он и попадает в трясину подгосударства: демагогии, дезорганизации, эксов, террора, шкурничества, индивидуализма и преступности (1-й категории)17
. Очевидно, практически его амплитуда может колебаться между мессианством и подгосударством, теоретически же – держаться лишь последнего.Выяснив и анализируя вышеуказанным образом осуждённое исторически быть реакционным анархическое «содержание», мы его заменили новым изобретённым содержанием, изобретением реального качественного человечества с его реальной качественной основой Человеко-Человечества, не объединенческого, а заранее единого, не верхушечного, а коренного, прочного, фундаментального (не сверху, а снизу), не политиканской фикции, а изобретённой действительности, не союза шкурников, индивидов, и не поднимая зоологическое до психологического и социального путём возвышения индивидуализма: от семейного, племенного, расового и национального и далее классового индивидуализма, наконец, к человечественному индивидуализму, чем получилось бы опять-таки лишь колоссальное шкурничество, шкурничество в человечественном масштабе, а с другого конца, с антизоологии, с альтруизма и идеализма (не метафизического, а поведениеизобретательного, нравоизобретательного), не с естества, а с изобретённого, не с апостериори, а с априори. Но этого ещё мало было (и в этом опять-таки заключается ошибка подражающих нам анархических групп), ибо анархизм реакционен не только содержанием, но и методом, т. е. тактикой, которой опять-таки, если он не уклоняется к социал-демократизму, т. е. к мессианскому ничегонеделанию (чем, конечно, лишает себя, как сказано, права на существование), впадает в подгосударство. И выхода тут опять нет, кроме изобретения нового, а это новое есть изобретение внегосударственности, которое исковеркать пока ещё не успели из анархического лагеря (хотя в нём уже обнаруживается некоторая тенденция и к этому), и которое, собственно, и есть гвоздь Плана в его отношении к «вне», к обществу, к государству.
Очевидно, внегосударственность надо мыслить как всякое изобретение, т. е. как создание того, чего доныне не было. Её особенность заключается лишь в том, что её приходится отвоевывать шаг за шагом, – не как другие изобретения, не как язык АО, у естества, а у социального естества, у государства, злоизобретающего, что гораздо труднее. Однако унывать нечего: хотя официального признания всё ещё не последовало со стороны комм<унистического> госуд<арства>, однако ж молчаливое признание и согласие уже два года налицо; и нет сомнения, что идея о внегосударственности как об единственном правильном решении спора между государством и анархией, которые одинаково неправы, и единственном средстве предупреждения анархической революции, потопления в крови всей цивилизации (хоть лжецивилизации, всё же цивилизации), возьмёт верх над аффектами борьбы, ожесточённости, насилия и терроризма, и рядом со всеми культурными государствами будет возвышаться внегосударственное Человечество. В борьбе партий и государств между собою победят и устоят те из них, которые применят или допустят внегосударственность как громоотвод всех бурь, бунтов, вспышек, мятежей и революций.