Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»

Как бы мы ни обижались на этого деспота, на язык, который мучает всех наших девиц, наши чувства, и насилует всех наших жён, наши мысли, мы пока что ничего не можем с ним поделать, лишь склониться, морочить голову, страдать и надеяться на то, что в грядущем мы, может быть, освободимся от него, выйдем из этого лингвистического дома рабства. Пока же, как бы плох ни был язык, немота и очищенные от смысла звуки ещё менее способствуют свободному самовыражению.

Слово, конечно, серебро, а молчание, конечно, золото… Но это золото остаётся лежать в сундуке, оно не вливается в торговый оборот, оно не циркулирует между индивидуумами, разве что его переплавят, разрубят на кусочки и отчеканят из этих кусочков слова-монеты.

Бэоби. Предисловие к «Плану человечества»

Данный План под названием Строя^10, или Диеты, составлен мною два года тому назад, и в его основу легла моя схема три года назад основанного Социотехникума, уже свыше года обнаружившего тенденцию превратиться в Человечествоизобретальню. Точка его истока – это переоценка анархических ценностей, вообще слабые места анархизма, которые я нащупал во время практической анархической работы. Отрицательные явления анархизма навели меня на горькие размышления ещё во время моего редактирования «Буревестника», между бешеными руководимыми мною атаками которого, бывало, улучаю время для внутренней оценочной работы. По краху основанного и взлелеянного мною «Буревестника»

¹¹ вместе со всей Петроградской федерацией, показавшей мне воочию всю свою жалкость, своё неумение жить без «особнякизма», я, оставшись наедине с комплектом и печатью (единственные реликвы «Буревестника»), предавался глубокой критической работе, плодом которой явилось сочинение «Социомагия и социотехника»¹²

, сочинение, правда, «буревестниковской» своей полемикой уже устаревшее, но зато своей культурно-исторической схемой, в которой анархизм уже фигурирует как отжившая отрицательная культурная величина, будет жить и поучать ещё много лет, если не веков. Этот труд служил для меня лишь сигналом к новому, более продуманному, к последовавшему за ним не в пример более выдержанному и без всякой полемики глубоко философскому труду, развенчавшему мессианство и анархизм как его последнее проявление вместе с его антитезой, буржуазно-языческой научной социологией. Но увы! этот труд именем «Социофилософия» пал жертвой моих «грехов молодости», пропал в МЧК во время моего ареста по поводу бомбы Леонтьевского переулка¹³ – уже тогда, когда я успел стряхнуть последнюю пыль «леонтьевизмов» с ног моих.

Однако помрачение не чужих, а собственных кумиров – дело нелёгкое, и два года всё ещё тянулась во мне борьба между остатками старого и зародившимся новым. И порывая со всеми традициями анархизма, борясь со всеми его проявлениями на протяжении трёх лет, я всё ещё пытался сохранить «чёрное знамя», символ смерти, отчаяния и ужаса, название «анархизм», прибавляя к нему эпитеты «новый», «положительный» или греческое «пан» (всё). Но здоровое, непоколебимое и духонеустрашимое взяло во мне верх – и чёрное знамя наконец нашло своё подобающее место… и истинную свою роль незапятнаемости… служа стиранию пыли и т. п. Мне стало ясно, что болезненное, мусорное, противочеловечественное должно быть выметено из Дома Человечества, и что ассоциация со смертью, чёрное знамя, есть лишь жалкий лоскуток старой социомагии с её цветоманией, с её чучелами и пугалами, пеклами и чистилищами, с её Гогами и Магогами, мировыми сотрясениями и кошмарами, и что оно идёт вразрез с Всеизобретательством, проникнутым глубокой убеждённостью в возможности бессмертия для человека, да вообще уничтожения всех зол без гор трупов и океанов почерневшей крови.

Я всё более и более убедился, что анархизм сеет лишь или разложение общественности, человеческого или человечественного (когда он побеждает, к чему привели меня личные наблюдения на Украине, личное знакомство и изучение набатщины и махновщины, гуляйпольской пьяной анархии и проч.¹⁴), или влечёт за собою усиление диктатуры государственности (когда он бит).