Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

Кронштадтское восстание в марте 1921 года резко изменило положение в стране. Большинство анархистов выступает с поддержкой восставших, «за исключением небольшой группки анархистов-интериндивидуалистов во главе с А. Гординым»133, как говорит советский историк. Не имея доступа к документам, мы не знаем, насколько ему верить. Но такое поведение согласуется с его платформой, определившейся в 1920 году. Мы не обнаружили выступлений Вольфа по поводу Кронштадта (что не значит, что их не было). Он продолжает строить Человечествоизобретальню. И надеется, что если не будет активно бороться против советского государства, последнее оставит его Человечеству свободу жить по собственным правилам: ведь даже царское правительство позволяло жить как бы вне своих законов общинам духоборов134

. Советскому государству он предлагает мир на своих условиях:

Человечество предлагает мир всем государствам, всем партиям, всему государственному паразитарному миру, тем более коммунистическому государству, на основании признания за Всеизобретателями права на выступление из государства и сооружения рядом с ним надгосударственного Единого Человечества для мирного внегосударственного идеально-надгосударственного изобретательства…135

Вопреки тому, что пытаются доказать его биографы, но в полном соответствии со своей политической программой, Абба постепенно включается в «большую политику». В 1920 году его выдвигают в депутаты от заводских рабочих в Московский Совет, один из центральных органов власти, где он парадоксальным образом произносит речи против советской системы136

. Его кандидатура в конце концов не пройдёт, но он сумеет сохранить неплохие отношения, например, с председателем Моссовета Каменевым. Надо помнить, что большевики долго старались перетянуть на свою сторону самых деятельных анархистов.

Стоит ли подчёркивать, что определение «модуса вивенди» с большевиками было ключевой проблемой для него, как, впрочем, для всех анархистов. Непосредственно после октябрьского переворота Абба вернее всего согласен с Вольфом, который так оценил происходящее и самого Ленина:

Сам Ленин, по нашему выражению, есть лишь, так сказать, анархист-государственник, ещё не окончательно освободившийся от марксистской фразеологии.

Революция, устроенная большевиками, есть революция […] социалистическая, то есть революция непоследовательности […]

Для нас потому и ясно, что за этой, второй революцией неминуемо последует третья…137

Эту ошибку в оценке Гордины разделяют с большинством анархистов; так или иначе, всем им предстоит за неё расплатиться. Во многом вину за неё несёт та иллюзия, тот описанный выше мысленный стереотип интеллектуалов 1910-х о социализме как необходимом этапе на пути в счастливую анархию.

Оставшиеся несколько лет жизни братьев в Советской России наполнены событиями, рассказ о которых будет основан на непроверенных догадках, субъективных свидетельствах или пересказах из вторых рук. Можно, наверное, верить рассказу самого Аббы о том, как ему помогла его известность: в один из его арестов его чуть ли не расстреляли, а спасло вмешательство Надежды Крупской, к которой обратилась за помощью, прознав про ситуацию, её подруга, которая любила слушать лекции Аббы.

О мужественности Аббы, опытного заключённого, его умении общаться и об агитационном таланте свидетельствует его товарищ по тюрьме (их арестовали 12 апреля 1918 года, когда ЧК предприняло акцию по разоружению анархистов Москвы и разгрому Дома Анархии). В общей камере появляется Абба Гордин.

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное