Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

Одна из самых важных преград на моём пути сама рушилась благодаря чисто научному событию. Это было разложение атома. Оно отозвалось во мне подобно внезапному разрушению всего мира. Внезапно рухнули толстые своды. Всё стало неверным, шатким и мягким. Я бы не удивился, если бы камень поднялся на воздух и растворился в нём. Наука казалась мне уничтоженной: её главнейшая основа была только заблуждением, ошибкой учёных, не строивших уверенной рукой камень за камнем при ясном свете божественное здание, а в потёмках, наудачу и на ощупь искавших истину, в слепоте своей принимая один предмет за другой117.

Думается, что нападки Гординых, прежде всего Вольфа, на науку связаны именно с таким же чувством разочарования в её всесилии и всезнании, разочарованием, толкающим к полному от неё освобождению. Отсюда же, нам кажется, и их декларативный антиинтеллектуализм. Но не только отсюда: говоря о последнем, не следует забывать и о той титанической борьбе, которую братья ведут со своим мистико-талмудическим наследием, они его используют повсюду, и чем больше оно кормит их стиль и мысль, тем сильнее они его отталкивают. Темы антиинтеллектуализма мы ещё коснёмся с несколько другой точки зрения.

Добавим, что один из популяризаторов энергетизма Вильгельм Оствальд считал, что человеческая «психоэнергия» призвана сыграть космическую роль; наличие психоэнергии во Вселенной, сумму которой можно увеличить путем объединения и организации человечества, позволит приостановить наступление энтропии118

. Такой моральный энергетизм, очищенный от оствальдовской «научности», даёт Гординым опору для их анархизма: «Государство – это смерть, это покой. Оно находится в унисон с инерцией, но идёт вразрез с энергетикой, тем более с биоэнергетикой, ещё больше с психоэнергетикой…»119

Как видим, проект Вольфа несут те же векторы, что в конфигурации модернизма до революции: свободничество, утопия, эзотерика, вселенскость.

6

В момент революции Абба оказывается в Москве, где окунается, как мы знаем, в работу по организации Московской федерации и её газеты. Во время октябрьских боёв юнкер тяжело ранит его разрывной пулей. Когда в конце ноября или начале декабря Вольф приезжает в Москву для ведения переговоров о созыве съезда анархистов России, он обнаруживает «застой» среди анархистов, вызванный тем, что «тов. Гордин выбыл из строя»; газета «Анархия» не выходит. Абба лежит; он думает, что пролежит десять месяцев120. В действительности уже в январе он чувствует себя настолько лучше, что отправляется в Петроград, чтобы выступать на заседании Учредительного собрания, которое окажется единственным121.

В начале марта 1918 года он начинает действовать – мы уже видели, с каким энтузиазмом. «Инвалид Октябрьской революции», он будет пользоваться некоторыми цензурными послаблениями со стороны властей. Газета снова начинает выходить, и в первый же её номер после возобновления Абба помещает открытое письмо своему врачу, его стоит привести целиком:

Д-ру медицины Рихарду Михайловичу Фронштейну.

Я выражаю Вам свою искреннейшую благодарность и признательность.

Столько благородства, добросовестности, человеколюбия редко кто обнаружил к своему политическому противнику.

Служите примером. Человек выше всего – Вы это выразили Вашим образцовым, гуманным уходом и старанием.

Перед болезнью все равны. Вы исполнили свой врачебный долг и сделали гораздо больше, чем требует долг.

Жму Вашу руку, Ваш больной Бр. Гордин.

Москва, Дом «Анархия»122

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное