После закона «О кооперации» появилась возможность создавать «кооперативные (коммерческие) банки». Первым почему-то был зарегистрирован коммерческий банк «Союз» (г. Чимкент, Казахская ССР, 24 августа 1988 г.), затем ленинградский «Патент» (26 августа), третьим — Московский кооперативный банк и т. д. Далее процесс нарастал лавинообразно: если на 1 января 1989 г. был зарегистрирован всего 41 коммерческий банк, то к середине 1991 г. их число достигло фантастической цифры — более 1,5 тыс. банков.
Конечно, сказалось несовершенство закона «О кооперации», на основе которого шел весь этот банковский поток: критического объема денег (уставного капитала) от учредителей при регистрации не требовали, не требовали даже справки о специальном финансовом образовании или трудовой книжки, где была бы отражена хотя бы работа бухгалтером. Поэтому многие банки-однодневки с такими горе-руководителями вскоре лопались как мыльные пузыри, но целый ряд созданных тогда, в начале 90-х гг., коммерческих банков уцелел и действует до сих пор (Автобанк, банк «Аэрофлот», МЕНАТЕП и др.).
Первыми «банкирами» стали комсомольские функционеры, начавшие «прокатку» кооперативных денег через так называемые молодежные клубы при райкомах комсомола, которым с 1986 г. разрешили иметь собственные рублевые счета. Аналогичные «клубы с расчетными счетами» стали возникать при комитетах комсомола и профкомах крупных московских вузов и отраслевых НИИ. Именно из такого «клуба» при Московском химико-технологическом институте им. Д. И. Менделеева вырос «олигарх» Михаил Ходорковский со своим «подельником» Леонидом Невзлиным, беглым (в Израиль) ректором РГГУ, с их «кооперативным» банком «МЕНАТЕП», позднее ставшим основой нефтяного концерна «ЮКОС» и объектом громкого судебного расследования Генпрокуратуры России в 2003–2005 гг.
Однако формирование коммерческой банковской структуры в недрах системы советской проходило отнюдь не как на Западе — ведь в СССР не было в легальном обращении заграничной валюты. Зато ходило великое множество всякого рода безналичных рублей — «строительных», «мебельных», «канцелярских» и т. д. Иными словами, на одни разрешалось строить, но запрещалось покупать мебель, на другие — наоборот, и за всей этой глупой бюрократической регламентацией бдительно следили тучи бухгалтеров и контролеров, вдобавок не разрешавшие хранить такие деньги «про запас» — «остатки» немедленно изымались и обращались в доход государства.
Впрочем, это и была советская социалистическая экономика в действии, не чета какой-то «загнивающей» империалистической системе.
С появлением коммерческих банков у директоров госпредприятий немедленно появился свой личный интерес: они «скачивали» туда свои бюджетные средства — все эти «мебельные», «канцелярские» и т. п. «деньги», отмывали их там от контроля и получали чистые (а главное, «живые», т. е. наличные), свободные от прежней классификации по статьям советского финансового бюджета. Ничего реального для экономики такое отмывание не давало — лучше строить или торговать госпредприятия не стали, но это сразу привело к быстрому личному обогащению и директоров, и «комсомольских банкиров». Первые клали «отмытые деньги» в карман, а вторые «жирели» за счет процентов от вкладов (до 30 % от такого «финансового» оборота), сразу начав устанавливать себе немыслимые ранее оклады.
Однако все эти оклады бледнеют перед теми доходами, которые начало приносить т. н. разгосударствление (так горбачевские пропагандисты обозвали принятое на Западе акционирование и перевод государственной собственности в частные руки). Первым был таким образом акционирован газовый сектор — в 1989 г. Горбачев и его предсовмина Рыжков санкционировали создание первой «естественной монополии» Газпром. Главой его стал B.C. Черномырдин, министр нефтегазовой промышленности СССР. Затем этот процесс пойдет обвальным порядком: приборостроение, лесная промышленность, металлургия и т. д. Как правило, главами таких «частных фирм» становились отраслевые союзные министры, а уж они, будьте уверены, про свой карман и карманы своих ближайших родственников не забывали.
Чубайс еще в Ленинграде в 1989–1990 гг. внимательно изучал этот горбачевский опыт («Манифест перехода от социализма к капитализму». —
Поскольку кооператоры тогда, в 1988–1989 гг., никакой реальной политической силы не представляли, а лишь эпатировали обывателя своими экстравагантными выходками (на манер Артема Тарасова, сразу заплатившего громадные взносы члена КПСС со своих миллионных прибылей), основная борьба развернулась за директорский корпус.