Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

С друзьями в Питере. Слева направо: Н. Гессе, Е. Боннэр, Г. Авербух, В. Григорьева-Голубева, Ф. Аврунина, Р. Цимеринов, 1994 г.

Все 90-е годы я регулярно приезжала в Москву. Люся неутомимо работала — бесконечные встречи и интервью, работа с Архивом и Музеем, участие в подготовке и праздновании сахаровских дат. И она всегда писала какую-нибудь статью. Силы заканчивались быстро, и я иногда предлагала ей сказаться на денек больной и передохнуть. Но получала решительное «нет». Почти всегда это все равно заканчивалось кардиологическим отделением 23-й больницы.

На Люсиной кухне часто шли политические дискуссии, и среди прежних единомышленников порой обнаруживался плюрализм мнений, особенно во время выборов. Помню бурные споры во время президентских выборов 1996 года, по-моему, тогда Люсю не поддерживали даже друзья, когда она говорила, что опасность коммунистического реванша искусственно нагнетается прессой. Спустя 10 лет только ленивый не говорил это.

В конце 2001 года Люся пригласила меня в Бостон помочь ей подготовить к изданию дневники Андрея Дмитриевича, и в июле 2002 года я прилетела на полгода в США. Режим был такой: пять дней недели я жила с Люсей, и мы работали, а на выходные я уезжала к сыну, жившему с семьей в окрестностях Бостона. Подготовительный период работы получился довольно долгим — недели две мы обсуждали, как лучше и нагляднее представить эту непростую многотетрадную рукопись, сохранив ее дух и выразительность, двойное авторство и предполагаемые различные вставки и комментарии. Особенно много времени тогда и позднее обсуждали, печатать все или делать купюры, а если купировать, то по какому принципу. Люсе трудно далось это решение. Я свидетельствую: все напечатала без единой купюры.

Мы замечательно жили эти полгода. Вставали не рано (обе совы), пили кофе, часто на балконе, курили и, конечно, разговаривали. Балкон у Люси в Бостоне большой и, так же как в Москве, весь в цветах. Хорошо они у нее росли и цвели, она с ними часто разговаривала.

Помню, еще давно, в Москве, наверно, был май месяц, я уже приехала, а Таня должна была приехать в ближайшее время. И я услышала, как Люся говорит цветам: «Расцветайте побыстрее, доченька скоро приедет, надо ее порадовать». Когда я рассказала об этом Тане, она чуть не заплакала: «Ну, почему мама мне ТАК не говорит?» Действительно, Люсе было несвойственно нежничанье, но в интонациях нежность часто можно было слышать. Нежность, смешанную иногда с тревогой, когда мы разговаривали о детях и взрослых внуках. И абсолютную нежность в рассказах о правнуках.

После завтрака мы расходились каждая к своему компьютеру. Встречались в перерывах на еду, на «Новости» по русско-американскому телевидению, на разные рабочие вопросы. К приготовлению обеда Люся меня не допускала, готовила всегда сама — быстро и с удовольствием. Так было всегда, даже когда она плохо себя чувствовала. И на свои дни рождения, до самого последнего, готовила свой фирменный плов. Рой Медведев смертельно обидел ее, назвав неумелой хозяйкой. Когда я особенно хвалила какую-нибудь ее еду, неизменно слышала в ответ: «Расскажи об этом Рою Медведеву». Ложились мы всегда поздно, я люблю работать ночью, а Люся читала допоздна и периодически кричала мне из своей спальни: «Галка, хватит работать, ложись спать».

За время моего пребывания в Бостоне был напечатан весь текст дневников, комментарии, которые Люся написала за это время, было напечатано или отсканировано много вставных документов, писем, рисунков и стихов. Два последующих года мы доделывали книгу по электронной почте.

Еще во время подбора материалов для Летописи я поняла, что мне неудобно разбирать свои поспешные сокращенные записи Люсиных комментариев, и стала привозить в Москву диктофон. С тех пор это вошло в привычку, оказалось очень удобным, и Люсе тоже понравилось. Порой она начинала рассказывать какую-нибудь историю, и пока я включала диктофон, начало рассказа оказывалось пропущенным. В других случаях Люся сама говорила мне: «Включи свою машинку, запиши для истории».

Записи 1994–2002 годов:

* * *

Подарки к Новому году всегда готовились заранее. Андрей умер в декабре

[164]. А я чайничек ему купила маленький, такой безумно красивый, заварочный, на одну персону. И календарь. А у него в кармане я нашла коробочку с кольцом. Я полагаю, что это мне было приготовлено, потому что я говорила, что хочу что-нибудь с маленьким сапфиром. Так и лежит в коробочке.

* * *