Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

В 1984 году я уже жила в Америке. Они были в Горьком, Сахаров начал голодовку, протестуя против задержания Елены Георгиевны в Горьком. Дочь Елены Георгиевны, Татьяна, отправилась с мужем во Францию поднимать общественное мнение: голодовка не может продолжаться долго без риска для здоровья. Сын Елены Георгиевны, Алеша, с женой Лизой были приглашены для этого в Японию, но не могли уехать. Их маленькая дочка Сашенька, двое Таниных детей, уже старая, не способная вести хозяйство и присматривать за детьми Руфь Григорьевной — они не могли их оставить. Тогда я предложила, что приеду и буду вести хозяйство, чтобы они могли поехать добиваться удовлетворения своих требований. Днем я возилась по хозяйству и с детьми, а вечера мы приятно проводили за чашкой чая с Руфь Григорьевной.

Она была необыкновенно интересным человеком с очень насыщенной биографией. Как-то раз она сказала: вот, получила письмо от Люси из Горького. Ещё до голодовки она почувствовала непорядок с сердцем. Как врач, она поняла, что ей нужно несколько дней постельного режима, и Андрей Дмитриевич пытался за ней ухаживать. Это Елена Георгиевна рассказывала матери в письме, а она рассказала мне. Елена Георгиевна говорит Андрею Дмитриевичу: «Не возись вокруг меня, иди занимайся, ты создан для науки». А он ей в ответ: «Перестань, я не создан для науки, я создан для любви». Это было действительно так. Самое главное в Андрее Дмитриевиче, его обаяние, его харизма заключались в том, что, при своем могучем интеллекте и несгибаемой верности своим убеждениям, он был очень человечным человеком и в каждом человеке видел человека.

Свои убеждения по каждому вопросу они обговаривали и вырабатывали вместе. Все эти разговоры о том, кто на кого влиял, некорректны: они были равноправными собеседниками. В том, что они не только любящие муж и жена, но и полные единомышленники, я имела возможность убедиться. Когда Сахарова уже выпускали за рубеж, в один из его приездов с Еленой Георгиевной в Америку их пригласили на научную конференцию в университет Беркли в Калифорнию. И меня тоже пригласили. Там было что-то насчет прав человека, уже не помню.

Сначала Елена Георгиевна выступила по одному вопросу: нужно сказать, она умела очень хорошо говорить. Кратко, без лишних отступлений, очень четко, очень емко.

Затем предложили говорить Андрею Дмитриевичу. Он со счастливой улыбкой сказал: «Выступать после Елены Георгиевны по тому же самому вопросу невозможно. Она уже всё сказала, что мы по этому поводу думаем». Было очевидно, что это не то, что он только что услышал и согласился, а они давно эту тему обговаривали. Трудно придумать более гармоничный и счастливый брак.

Александр Алтунян

Преподаватель, сын известного харьковского правозащитника, диссидента, политзека и общественного деятеля Генриха Алтуняна (1933–2005).

Мне неловко участвовать в этом замечательном проекте. У Елены Георгиевны было, и есть много друзей и хороших знакомых, сотрудников, которые знали, дружили и помогали ей и Андрею Дмитриевичу годами и десятилетиями. Я к таким не отношусь. Мое участие в этом проекте может быть оправдано только тем обстоятельством, что в сохранении памяти важны даже мелкие детали и воспоминания даже мало и плохо знакомых людей. А я встречался с Еленой Георгиевной и Андреем Дмитриевичем считанные разы, всего-то раз шесть-семь. Собственно, сколько-нибудь интересными и памятными для меня было две-три встречи в 80-х годах. Другом я не был, не был и соратником, а был где-то рядом, «человеком из окружения», не близкого круга, а, скажем так, среднего круга близости.

Слева направо: М. Г. Петренко-Подъяпольская, Е. Э. Печуро и А. Алтунян, 1981 г.

Впервые я увидел Андрея Дмитриевича и, скорее всего, Елену Георгиевну, в 1976-м году на дне рождения у Петра Григорьевича Григоренко. С генералом Григоренко был дружен мой отец, Генрих Алтунян, известный харьковский диссидент. В 1976 году я поступил в Московский институт инженеров транспорта и жил в Москве. С отцом я и пришел на день рождения к Петру Григорьевичу. Людей в их небольшой трехкомнатной квартире в начале Комсомольского проспекта было много. Знал я лично и по фотографиям немногих из них.

И запомнилось мне, 18-летнему мальчишке, недавно приехавшему из Харькова и поступившему в московский ВУЗ, только то, что на академике был хороший костюм. На фотографиях, сделанных на этом дне рождения, есть Андрей Дмитриевич. Домашний фотограф снял супругов Зинаиду Михайловну и Петра Григорьевича, вместе с Натальей Александровной Великановой, отцом Дмитрием Дудко, Петром Старчиком и Андреем Дмитриевичем. Потом Зинаида Михайловна позвала отца, Сашу Подрабинека и еще нескольких гостей и был сделан еще один известный снимок.