Английский с Г. К. Честертоном. Случаи отца Брауна

In the long and startled stillness of the room the prophet of Apollo slowly rose (в /наступившей/ долгой и пугающей тишине комнаты пророк Аполлона медленно поднялся; stillness; to rise); and really it was like the rising of the sun (это и вправду было похоже на восход солнца). He filled that room with his light and life in such a manner (он заполнил комнату своим светом и естеством так: «таким способом»;

life – жизнь; натура) that a man felt he could as easily have filled Salisbury Plain (что создавалось впечатление: «что любой человек чувствовал», будто он так же легко мог бы заполнить Солсбери-Плейн; to feel).

 In the long and startled stillness of the room the prophet of Apollo slowly rose; and really it was like the rising of the sun. He filled that room with his light and life in such a manner that a man felt he could as easily have filled Salisbury Plain.

His robed form seemed to hang the whole room with classic draperies (его фигура, облаченная в /просторные/ одежды, казалось, завесила всю комнату классическими портьерами; to robe – одеваться, облачаться; robe – любая широкая, ниспадающая одежда; form – форма, внешний вид; drapery – мануфактура, ткани; драпировка, портьера); his epic gesture seemed to extend it into grander perspectives (его эпический жест, казалось, увеличивал ее в перспективе; to extend – простираться, тянуться; расширять, продлевать; grand – большой, грандиозный)

, till the little black figure of the modern cleric (а маленькая черная фигурка современной духовной особы) seemed to be a fault and an intrusion (казалась каким-то дефектом или инородным элементом; to intrude – вторгаться, проникать /куда-л./), a round, black blot upon some splendour of Hellas (круглым черным пятном на величественной славе Эллады; splendor – блеск, сверкание; величие, слава

).

“We meet at last, Caiaphas,” said the prophet (наконец мы встретились, Кайафа, – сказал пророк). “Your church and mine are the only realities on this earth (ваша церковь и моя – вот две единственные реальности на земле).

 His robed form seemed to hang the whole room with classic draperies; his epic gesture seemed to extend it into grander perspectives, till the little black figure of the modern cleric seemed to be a fault and an intrusion, a round, black blot upon some splendour of Hellas.

“We meet at last, Caiaphas,” said the prophet. “Your church and mine are the only realities on this earth.