Апостол Папуа и другие гуманисты. I. Мидгардсорм

— Практически ясно из Лондонских событий 2 марта этого года. Полпервого ночи мне позвонил старый приятель из кампуса Ридинг, это в 60 километрах к западу от центра Лондона, и выпалил: «На Лондон упала атомная бомба!». Меня это удивило, ведь мой приятель не склонен глупо шутить. Я стал расспрашивать, а он твердил, что Лондон в пламени, что взрыв был слышен из кампуса, и сейчас на облаках оранжевое зарево. Я заглянул в интернет, и увидел на главной странице Googol: «Атомный удар по центру Лондона». Моей первой мыслью было: «это акция возмездия за вторжение в незийский сектор Восточного Папуа, вероятно — сверхмалый атомный заряд, так что за пределами центра вряд ли кто-то серьезно пострадает, хотя есть риск радиоактивной пыли».

— Вы поверили в незийский атомный удар по Лондону? — спросила Стэйси.

— Да, ведь это было политически логично. Мне потребовалось несколько минут, чтобы определить по записям на блогах, что взрыв довольно сильный, но точно не ядерный. Другое дело, люди слабо знакомые с физикой. Представьте их реакцию.

— Семью в машину и прочь из Лондона, — предположила репортер.

— Да, именно так. Уже через час все выезды из города были сплошной пробкой. Лишь ближе к утру полиции удалось погасить панику.

— Я читала об этом в газетах, док. А что, кстати, было на самом деле?

— На самом деле, кто-то взорвал дворец богатых аристократов, связанных с малайско-индийской мафией. При ином фоне, никакой паники бы не было. Наоборот, лондонцы побежали бы глазеть, как кто-то разобрался с этими… Мм… Людьми

— Я читала, что это была жесткая дележка нефтяных полей в Индомалайских морях.

Картер Клеймор неопределенно пожал плечами.

— Видимо, да. Но я привел этот пример, чтобы показать сходство и различие нынешней обстановки и Карибского кризиса. Тот же градус военно-политического напряжения и совершенно иные информационные технологии, в частности СМИ. Медиа 1960-х — это кривое зеркало реальности, а теперь — это фэнтези-сериал по мотивам реальности. Так Меганезия — страна с размером суши и населения, как упомянутая Исландия, вызвала эффект Карибского кризиса, как СССР 1960-х, самая большая страна того времени.

— Док, вы считаете, что Меганезия, это «бумажный тигр»?

— Нет, я считаю, что Мировой порядок, это «бумажный тигр» политического фэнтези, натянутого на каркас фактов. Кто-то пожадничал, слишком перетянул, и оно лопнуло. Теперь у Глобального Бумажного тигра Черная дыра во всю задницу. Это Меганезия.

— Жестко сказано, док! А вот фанаты теории гуру Нассима Талеба поэтично называют Меганезию виртуальным Черным лебедем. Вы знаете?

— Теперь знаю. Но мне больше нравятся иллюстративные формулировки с физическим смыслом. У Черного лебедя нет физического смысла, а у Черной дыры он есть.

Репортер подумала немного, и предположила:

— Физический смысл, что туда все втягивает?

— Не все, только весомое, — сказал ученый, — но важнее другое: Черная дыра разрушила целостность ткани Мирового порядка. Теперь уже невозможна договорная глобальная политика, где все, включая теракты, войны, и революции, решается в тихих кабинетах Брюсселя или Нью-Йорка, субъектами, полагающими себя пупами Земли. Теперь наш прекрасный мир снова, как встарь, управляется реальными силами, а не электронными записями на счетах лоббистских групп в транснациональных банковских конторах.

— Вроде баллады Киплинга: «Холодное железо властвует над всем», так, док?

— Я не люблю Киплинга, но, да, — подтвердил он, — и здесь, в Новой Зеландии эта новая военно-политическая обстановка ощущается лучше, чем где-либо еще.

— Потому, что мы ближе всего к Черной дыре? — спросила она.

— Да. Вы даже частично внутри этой дыры, — ответил Клеймор, — это ваш суперприз, вы обречены на первоочередное втягивание в новую военно-космическую гонку.

— Как в 1960-х, так, док?

— Да. Но, разумеется, на новом витке диалектической спирали Гегеля.

— Хорошо хоть, на новом витке, — Стэйси улыбнулась, — док, может, вы расскажете что-нибудь оптимистическое об этом новом витке?

Ученый тоже улыбнулся.

— Конечно, я расскажу. Но сначала ответьте: что для вас могло бы оказаться наиболее интересным в космосе? То, ради чего непременно надо лететь?

— Иная жизнь, конечно! — даже не задумываясь, ответила Стэйси.

— Что ж, поищем это на Луне, поскольку мы летим туда, — объявил Клеймор.

— Это шутка такая? — неуверенно предположила она.

— С чего вы взяли, что это шутка?

— Просто, док, с 1950-х, рассуждения о жизни на Луне ушли в область лженауки.

— С чего вы взяли? — повторил он.

— Э-э… Мне казалось, это очевидно. Нет атмосферы, и защиты от солнечной радиации, перепады температур плюс-минус 150 Цельсия, вода существует только в виде редких минеральных залежей льда. Ничто живое не может существовать в таких условиях.

Клеймор поднял взгляд к небу (точнее, к потолку) и с пафосной иронией произнес:

— О, античная натурфилософия, лишь ты моя надежда и опора!

— Док, при чем тут античная натурфилософия?

— Стэйси, если бы античный натурфилософ услышал ваши доводы, то сказал бы: если представить разумных рыб в море, то они так докажут невозможность жизни на суше.