Апостол Папуа и другие гуманисты. I. Мидгардсорм

— Книга, — ответила Маргарет, — попала в прокуратуру совсем от других людей. От тех юристов, которые были наняты сообществом мусульман Магриба, чтобы возбудить в отношении меня дело о клевете и оскорблении религии. Тогда эта девушка (ей как раз исполнилось 18 лет) выложила на блог видео своего обследования у хирурга. Вопрос о клевете был снят, но вопрос об оскорблении религии остался актуальным.

— Минутку! — Герда покрутила головой, — Ведь эта операция преступна, не так ли?

— Я не знаю, — новеллистка улыбнулась (на этот раз грустно), — в нашем веке на Западе юстиция ведет себя крайне неуверенно, когда затрагиваются обычаи мусульман. Меня неприятно удивило даже не то, что полиция отказалась что-либо предпринять по моим жалобам на телефонные угрозы, а то, что страховая компания отказалась уплатить мне компенсацию за сожженный автомобиль. По мнению их юристов, я сама виновата, как провокатор недружественных действий в адрес моего имущества.

— А у вас есть адвокат? — спросил Рэм Тингели.

— У моей подруги — литературного агента имеется адвокатский опыт, и она сказала, что бесполезно судиться, поскольку юстиция… Вы уже догадались. Практический совет в данном случае был: покинуть Канаду, и дождаться пока кто-то другой оскорбит ту же религию. Тогда свора переключится на него, а я смогу безопасно приехать домой.

— Подождите! — воскликнула Брай О'Бирк, — А та девушка? Она ведь тоже рискует!

— Это отдельная история, — ответила Маргарет Блэкчок.

— Как это отдельная!? Миссис Блэкчок, я думаю: нельзя было оставлять эту девушку!

— На самом деле, — начала отвечать новеллистка, но тут…

…Почти одновременно с встряской от очередной огромной волны, в ресторан-буфет ввалились три новых персоны. Торфин, обернувшись на шум, сразу заметил стармеха Попандопуло. Двое других: пассажиры. Капитан вспомнил их чуть позже:

Невысокий, но широкий дядька, ассоциирующийся с колобком из восточнославянских народных сказок, благодаря круглому лицу и небольшому пивному брюшку. Его звали Карел Коржик, гражданство — Евросоюз, Чехия.

Грациозная, смуглая девушка, уроженка Индокитая. Ее звали Кхо Сури. Гражданство — Евросоюз, Румыния (понятно, что гражданство купленное — Румыния этим славится).

Едва Торфин Бйоргсон вспомнил их имена, как корабль попал под удар невообразимо гигантской волны. Публика за стойкой, приложив героическое усилие, и заорав хором, умудрилась удержать от падения не только себя, но и сковородку с абсентом. Но двое вошедших пассажиров шлепнулись на пол, причем чех покатился, как уже упомянутый фольклорный колобок. Грациозная индокитаянка просто растянулась во весь рост, но, с гимнастическим проворством вскочила, и попыталась поднять чеха. Тщетно. Слишком большая разница в весе. Впрочем, их обоих это вовсе не смутило: они хохотали, будто происходило какое-то комедийное шоу в жанре «корова на льду». Подоспевший к ним стармех Попандопуло, поднял-таки чеха, и все трое шагнули к стойке.

— Э-э… — протянул капитан, — …Добрый день, мисс Кхо и мистер Коржик.

— Привет, кэп! Привет, народ! — радостно провозгласил Карел Коржик.

— Все классно! — добавила Кхо Сури, повисла на шее у капитана, чмокнула его в нос, и соскользнула на колени Карелу, успевшему приземлиться на табуретку.

— Уа!!! — заурчал чех, облапил индокитаянку за маленький бюст, после чего спросил, как видно, обращаясь ко всем сразу, — Алло, народ! Что пьем?

— Абсент, сэр, — ответил старший кок.

— Хануман, — негромко сказал Егор Попандопуло, — этим ребятам дай лучше оранж.

— Ясно, — старший кок кивнул и мгновенно выдал Карелу и Сури по коробочке оранжа с соломинками для коктейля. Кажется, их это вполне устроило: они, продолжая хохотать, воткнули соломинки в лунки на коробочках, и стали пытаться выпить на брудершафт (известный застольный обряд, состоящий в том, чтобы два участника одновременно выпили, переплетя локти рук, в которых держат емкости с напитком).

Пронаблюдав это, Торфин негромко сказал стармеху:

— Давай-ка Егор отсядем, и переговорим.

— Да, кэп, — ответил тот, и оба пересели за столик в углу.

— Егор, чем обдолбалась эта парочка? — без предисловий, спросил Торфин.

— Польским снежком, — ответил Попандопуло.

— Так… Что такое «польский снежок», и кто их угостил этим?

— Это меганезийская штучка, изобретенная польским химиком-мигрантом. Оно вроде экстази, но забористее. А угостил я по рекомендации доктора Синти Расетти.

— Не свисти! Не могла Синти рекомендовать такое!

— Я не вру, кэп! Этот пассажир из Чехии, где нет моря. Не привык, значит. А тут этот ураган. Пассажир впал такую депрессию, что подружка обратилась к Синти, и Синти сказала: пассажиру надо срочно что-то для драйва. Спроси у нее, кэп.

— Я спрошу у нее, даже не сомневайся. А сейчас я спрашиваю у тебя: где ты взял этот «польский снежок»?

— На Шикотане, там это в кофе-шопе продается, там же, где пиратские видео-диски.

— Ясно. Значит, чешский пассажир обдолбался, чтобы победить депрессию. Но зачем обдолбалась пассажирка, его подружка?

— Так, за компанию, — ответил Попандопуло, явно удивленный постановкой вопроса.