Архив еврейской истории. Том 14

В эпоху Большого террора судьба Гейцмана складывается трагически, как и многих старых революционеров, бывших политкаторжан, бывших анархистов. 8 февраля 1938 года он был арестован по обвинению в участии в «контрреволюционной] латышской террористической организации» и шпионской деятельности[848]. Это легко объяснимо — ведь среди друзей и товарищей Гейцмана по архивной работе было немало латышей: заведующий Военным отделом Центрального архивного управления Ян Янович Буберг[849], заместитель директора Центрального военного архива Герман Кришьянович Вальдбах[850], парторг военного архива Мильда Лонцмон

[851], директор Государственного архива кинофотодокументов Александр Даугель-Дауге, начальник Центрального архивного управления Я. А. Берзин[852] и другие. Но наиболее близкие, дружеские отношения со времен событий Гражданской войны в Сибири сложились у Гейцмана с заведующим издательством «Академия», известным партийным и государственным деятелем Яковом Давыдовичем Янсоном. Именно вопрос о связи с этими людьми был первым, который следователь задал Гейцману на допросе[853]. Кроме того, Илья Моисеевич посещал Латышский клуб в Москве и провел молодые годы в Двинске, который теперь входил в состав Латвии. На момент ареста он поддерживал переписку со своей родной сестрой, Софьей Батан, проживавшей в Даугавпилсе[854]

. По всем этим обстоятельствам он стал одним из фигурантов группового латышского дела. Формальным поводом для ареста стали показания одного из арестованных.

Подследственных, проходивших по этому делу, регулярно избивали, о чем свидетельствуют показания одного из сотрудников ГУ ГБ НКВД, в 1955 году допрошенного в ходе расследования дела Берзина, Гейцмана и других сотрудников ЦАУ[855]. Под давлением следствия Илья Моисеевич был вынужден уже 14 марта и 11 июля дать показания, оговорив себя и «сознавшись» в работе на японскую и латвийскую разведки, а также в том, что он якобы был активным участником подпольной латышской организации, поименованной в обвинительном заключении как «к[онт]р [революционная] фашистская шпионская группа латышей, существовавшая в Центральном архивном управлении (ЦАУ) СССР»[856]. Кроме того, он заявил, что подбирал документы в архиве специально по заданию латвийской разведки, с целью поиска фактов, дискредитирующих советскую власть, а также — якобы передал в Латвию из архива некие карты секретных дорог[857]. В связи с арестом Гейцман был исключен из партии и 2 августа 1938 года постановлением тройки УНКВД по Московской области приговорен к расстрелу. 16 августа приговор был приведен в исполнение

[858].

Имя уже расстрелянного Гейцмана было использовано сотрудниками НКВД в новом групповом деле, «Анархического центра»[859], создание которого приписывалось бывшим анархистам П. А. Аршинову[860], И. В. Саблину, Е. 3. Ярчуку[861]

и анархистке М. В. Петросовой[862]. В показаниях, которые избиениями и пытками сотрудники НКВД выбили у подследственных, Гейцман был объявлен одним из участников придуманного «центра». Ему же приписывалась вербовка в подпольную анархистскую организацию бывшего анархиста И. И. Базыльчука[863].

Постановлением Военной коллегии Верховного суда СССР от 16 июля 1957 года Гейцман был реабилитирован[864]. В докладе по делу латышей — сотрудников ЦАУ, составленном 26 сентября 1955 года заместителем прокурора Московского военного округа, подполковником юстиции Трапезниковым, отмечается:

Гейцман, Вальдбах и Буберг расстреляны по решению тройки НКВД. Хотя они на предварительном следствии дали признательные показания, их показания противоречивы, не подтверждены никакими объективными материалами, они должны расцениваться как оговор и самооговор, вызванные применением к ним запрещенных законом методов следствия. <…> Проведенной в 1955 году проверкой их принадлежность к агентуре иностранных разведок не подтвердилась[865].

Отмечалось и то обстоятельство, что офицеры 3-го отдела ГУ ГБ НКВД, осуществлявшие следствие по делу Гейцмана, были осуждены в 1939 году за фальсификацию дел[866].