Архив еврейской истории. Том 14

Несмотря на сильные официальные ограничения для еврейского населения, которые угрожали ему такой огрубелостью, таким невежеством, которые евреям были чужды в продолжение всего их существования, [тем] не менее развитие еврейского населения, еврейских рабочих, уровень еврейского интеллекта отнюдь не был так низок, как это можно было думать. Может быть, что элементарной грамотности многим не хватало, то развития в смысле литературном, в смысле духовной жизни царскому правительству не удалось отбросить еврейство приблизительно в деревенское невежество. И вот я думаю, что само еврейство из своей среды выдвинуло такие элементы, такие силы, такие способности к жизни, которые вступили в борьбу, отчаянную борьбу с этими преследованиями со стороны правительства.

Отчаянное материальное положение толкало еврейство к более решительному отпору, к большему идейному развитию еврейских передовых элементов, еврейских рабочих, фабрично-заводских и ремесленных, к таким действиям, которые являются естественным ответом на это угнетение. Раньше, чем анархисты были, не мешало бы вспомнить выстрел Гирша Леккерта[876]. Это было в начале 1902 г. приблизительно. В это время анархисты только что приехали в Россию. Тогда, правда, и в еврейской, и в русской литературе было уже достаточное представление об анархизме.

За неимением своей литературы тогда сам Бунд таскал из Америки и Лондона. Еще будучи бундовцем, я прочел Макса Нордау[877], получив эти брошюрки у своего бундовского комитета в Вильне. Еще более солидную литературу я читал, будучи бундовцем. Самый солидный журнал в Америке[878]. Нам выдавали его за бундовскую литературу. Не сказали, что это анархистская литература. В [190] 5-м году, после моего возвращения из Лондона в Россию, в Ленинград[879]

 и Москву, я узнал, что в России есть старички, которые помнят Бакунина и бакунизм[880] и имеют о нем довольно цельное представление.

Анархизм возникает одновременно в Белостоке, в Зап [адной] Европе и в Одессе[881], возникает, быть может, случайно, именно потому, что мог возникнуть двумя годами раньше или позже, но когда люди приехали, когда литература получалась анархистская, то они получили такую богатую почву для работы, что просто не верилось глазам. Я в [1] 900 году эмигрировал в Лондон и пять лет там жил. После Гапоновской демонстрации

[882], когда группы молодых еврейских рабочих стали возвращаться в Россию, мы довольно активно работали в Париже, Лондоне и Нью-Йорке и т. д. Я помню, как заграничные анархисты расценивали нашу практику, всеми силами сопротивляясь этим поездкам, утверждая, что не успеем мы показаться в России и погибнем, ничего не делая в то время, как за границей можно гораздо больше сделать.

Вместе с тем должен сказать, что мы имели гораздо больше успеха в России, чем можно было иметь в Зап[адной] Европе, в Париже и т. д. Буквально стоило приехать в какой-ниб[удь] город (могу и я позволить себе увлекаться отдельными моментами?) — как создавались группы. Группы создавались двумя-тремя рефератами. Я приехал, был арестован на границе, был выпущен в свой полк, откуда в [1]900 году бежал, по дороге остановился в Ковно, как раз была Пасха и командир полка под поручительство всех евреев полка дал мне неделю свободы. Я использовал ее вовсю. Это было весной [190] 5-го года, приблизительно март-апрель. Как только узнали некоторые знакомые старые, что я вернулся анархистом, сам Бунд стал меня таскать к себе, чтобы я рассказал всю истину, что за революция в нас: ты всех видел, всюду был и т. д. Бунд опять устраивал мне побег, уж зная, что я анархист. Мне не хотелось пакостить ему, и так как я ехал в Белосток по особым делам, я не хотел вступать в борьбу с Бундовской организацией в рефератах Бунда.

Бунд имел колоссальное влияние на еврейское население, были и пестрые группы, были и с. р.[883]

 и другие еврейские с. д.[884]и искровцы[885] и т. д., но в таких городах, как Ковно, Вильна и губернии, основным движением, соц[иально]-революц [ионным] движением — это был Бунд.