Архив еврейской истории. Том 14

Бунд устраивает мне второй побег из этого полка, и мне не хотелось, так как Ковно не было целью моей поездки, не хотелось уйти так. И вот бундовцы-комитетчики пришли ко мне: расскажи, как там в Лондоне, как в Париже, как глядят на нашу революцию. Пришлось сделать им доклад. Я был очень корректным к Бунду. Мы встречались с Бундом в Лондоне и в Париже, в Лондоне мне пришлось работать вместе с Бундом, я ниже коснусь одной демонстрации[886] по поводу Кишиневского погрома

[887]. А тут пришлось вступить в борьбу с Бундом. Повторяю, я был очень корректным. А тут сразу появились товарищи, которые стали мою логику, мою критику гонять дальше. Я помню их выступления с такой-то и такой-то критикой, что Бунд есть не что иное, как меньшевистская организация, как секция II интернационала[888]

, как крыло II Интернационала, есть организация буржуазная. Я этого ясно не говорил, но есть во всяком случае социалистическая организация, хотел пройти этот вопрос вскользь, но бундовцы оказались более левыми, чем я, и давай дальше гонять мою критику. Выявилось 7 чел[овек], которые говорили — давай анархизм. Тогда, товарищи, был грех — еще два доклада, еще один реферат и две составленные прокламации открывали существование на долгое время, в продолжение всей революции, анархистской группы, которая выделила очень и очень крупных революционеров.

Это, товарищи, было не только в Ковно. Когда мы ехали в Белосток, мы составили 3 группы, в Ковно, Яново и Вильне. Мы были даже отчасти недовольны такой легкой победой. Можно было думать, что это не очень серьезно. К сожалению, надо сказать, что это было столь же серьезно, сколько было серьезно и все движение среди евреев. В тогдашний период, в эпоху, о которой мы говорим, от тактики зависело гораздо больше, чем от программы. В самом деле, те знания, которые можно было успеть передать Ковенской группе, были слишком скромны, чтобы организовать движение какое бы то ни было, но все же факт, что такое движение организовалось, и когда я приехал через полгода в Ковно, я нашел такое огромное движение, которое терроризировало весь город. Это движение в течение полгода заставило о себе говорить всех и вся, правда, не всегда положительно, были иногда даже отрицательные факты, как убийство сына очень большого ковенского раввина. Я потом узнал эту историю, этот сын был вечно из тени отца своего, на смертном одре отец его помазал, политически совершенно было некстати, даже совсем не нужно и очень плохо было убийство сына этого раввина. Массу других вещей помнят товарищи в [18]98-[18] 99 г.

Нашумела история с одной бундовкой, которую гоняли в Сибирь — Ревекка Вайнерман[889], которая шла этапным порядком вместе с др[угими] товарищами и была как будто изнасилована конвойным офицером. Отец Вайнерман[890]

 жил в Ковно и пользовался некоторым уважением, был связан с прогрессивными социалистическими кругами, и вот у этого Вайнермана была довольно смелая, довольно решительная экспроприация. Через полгода мы нашли с точки зрения анархизма столько плохого, и столько хорошего, что буквально нужно было удивляться, каким образом это движение так разрослось. Я имею в виду только одно, я хочу указать только, как быстро развивалось это движение анархическое.

Основывал я это движение на ненормально плохом, экономически отчаянном положении еврейского населения. Масса евреев рабочих не знала, что с собой делать, зарабатывали 4–5 р. в неделю тяжелой работой, работая 12–14 и 15 часов в сутки. Эти 4 рубля обусловливали самое несчастное, самое бедственное существование, но и такую работу не всегда можно было найти. Масса сезонных рабочих работали приблизительно 6 месяцев в году или 7 мес[яцев]. И тогда таким рабочим нужно было максимум социализма — немедленная социализация земли. Все основное зло лежит во 2-м Интернационале, было бы движение в руках анархистов, все это изменилось бы в несколько дней. Вот такая смелая пропаганда, объединенная с отчаянным экономическим положением и в данном случае, я позволю себе сказать, с особой еврейской склонностью к глубокой вере, с еврейской психологией решали все. Я потом видел таких фанатиков, которые верили, что в их время осуществится социальная революция целиком, что они мне напоминали старых хасидов, которые прехладнокровно на молитве заявляли, что «я верю, что сегодня грядет Мессия» и т. д. и т. д.

Это отчаянное положение вместе с еврейской психологией, психологией убежденного народа, убежденного населения делают быстро то, что дают анархизму к услугам лучших революционеров, чистоте физиономии которых до сегодняшнего дня приходится удивляться. Есть люди очень хорошие, но которые все-таки клонятся и туда и сюда, но эти люди прошли жизненный, революционный свой путь, быть может, очень короткий путь, без заминки, или прямым путем, все остальное вне анархистской деятельности им казалось мечтой.