Архив потерянных детей

За несколько месяцев до нашего отъезда я не реже раза в неделю ходила на заседания в Иммиграционном суде Нью-Йорка и там познакомилась с католическим священником, отцом Хуаном Карлосом. Сама я, отучившись в англиканской школе-интернате для девочек, не слишком жаловала священников, монахинь и религию вообще. Но к этому священнику сразу же прониклась симпатией. Мы познакомились у входа в здание Иммиграционного суда. Я ждала в очереди, когда меня пропустят внутрь. Он стоял чуть поодаль в солнцезащитных очках на носу, хотя день только начинался и солнце еще не слепило, и раздавал листовки, улыбаясь всем и каждому.

Я тоже взяла листовку и прочитала текст. Если вам грозит депортация, говорилось там, приходите в храм в любой выходной день и оставьте заявку на помощь от церкви. А если у вас пропал кто-то из родных, проживавший без документов, звоните святому отцу в любое время суток по указанному ниже телефону экстренной связи. Я набрала этот номер на следующий день, сразу оговорилась, что срочного дела у меня нет, а просто я хочу подробнее узнать о том, что написано в листовке. Его объяснения смахивали на проповедь, и аллегорическое явно преобладало над практическим, но под конец разговора он пригласил меня поучаствовать в еженедельном бдении, которое проводит в ближайший четверг для нескольких желающих.

Бдение начиналось в шесть вечера перед одним зданием на Варик-стрит. Я пришла на пару минут позже назначенного. Отец Хуан Карлос и двенадцать участников уже были в сборе. Он поздоровался со мной, едва обозначив рукопожатие, и представил остальным. Я попросила разрешения делать запись на диктофон. Он не возражал, другие тоже покивали в знак согласия, а потом он заговорил торжественным тоном, но с искренней простотой, какую редко встретишь у привыкших вещать с кафедр. Многие не знают, сказал он, указывая на вывеску «Паспортное бюро» над главным входом, что в этом огромном здании, занимающем целый квартал, не только выдают паспорта, но и содержат людей, у которых паспортов нет. Что это центр временного содержания нелегальных иммигрантов, куда агенты иммиграционно-таможенной полиции запирают задержанных на улице или в ходе ночных облав по домам. Федеральная суточная квота для бездокументных людей, сказал он, составляет тридцать четыре тысячи, но день ото дня растет. Это означает, что как минимум тридцать четыре тысячи человек ежедневно оказываются в таких же, как этот, центрах временного содержания по всей стране. Людей хватают, продолжал отец Хуан Карлос, и на неопределенное время сажают под замок в эти центры. Некоторых позже депортируют в их страны. Многих переводят в федеральные тюрьмы, где на этих людях наживаются, заставляя их работать по шестнадцать часов в день, а платят меньше трех долларов. И многие попросту исчезают.

Сначала я приняла слова священника за какой-то антиутопический бред в духе Оруэлла. И только потом поняла, что заблуждаюсь на его счет. Мне потребовалось какое-то время, чтобы сообразить, что у остальных участников бдения, в основном гондурасцев гарифуна[62]

, кто-то из родных действительно был задержан в ходе рейда иммиграционно-таможенной полиции и в прямом смысле бесследно исчез. Под конец отец Хуан Карлос сказал, что сейчас мы дважды обойдем здание. И все, растянувшись вереницей, в полном молчании двинулись вокруг здания. Они пришли сюда потребовать назад своих пропавших, пришли в знак молчаливого протеста против молчания более объемлющего и глубокого. Я замыкала их маленькое шествие, держа диктофон над головой, чтобы записать это молчание.

Мы прошли полквартала на юг, целый квартал в западном направлении, потом целый квартал на север, квартал на восток и, пройдя полквартала на юг, вернулись в исходную точку. Потом повторили весь круг. Затем все так же цепочкой молча простояли несколько минут на тротуаре, пока священник не велел всем прижать ладони к бетонной стене здания. Я сунула диктофон в карман куртки и последовала примеру остальных. От шершавого бетона под моими ладонями тянуло холодом. Позади нас по Варик-стрит проносились машины. Отец Хуан Карлос вопросил голосом, более громким и суровым, чем прежде:

Кого мы потеряли?

И все двенадцать человек, один за одним, с силой вжимая ладони в ледяную стену, стоя в ряд на тротуаре спиной к оживленному движению улицы, начали громко называть имена своих пропавших:

Авилда.

Дигана.

Джессика.

Барана.

Сэм.

Лекси.

Когда называлось имя очередного пропавшего, остальные хором повторяли его. Каждое имя мы произносили четко и громко, изо всех сил стараясь, чтобы не дрожал голос и не содрогалось тело:

Кэм.

Брендон.

Аманда.

Бенджамин.

Гэри.

Уарича.

ВЫЧЕРКНУТЫЕ