Я, вообще говоря, не отличался большим постоянством в своих увлечениях и чересчур часто менял жеребцов. Карузо сравнивал меня с покойным Коробьиным, который, так же как и я, то увлекался лошадью, то разочаровывался в ней. Интереснее всего, что я и сам в душе хорошо понимал вредные последствия такого образа действий, но поделать с собою ничего не мог. Думаю, что, беря все новых и новых производителей, я удовлетворял свою страсть коллекционера, желание иметь еще этого и этого жеребца, такую-то и такую-то кровь, а коллекционерство у меня в крови, оно не только страсть, но и мания. Чего я только не собирал на своем веку: книги, гравюры, литографии, фотографии, рукописи, картины, рисунки, акварели, бронзу, бисер, стекло, фарфор, хрусталь, табакерки, мебель, ковры, старинные ткани, персидские шали, миниатюры… По отношению к Петушку я проявил несвойственное мне постоянство и… был наказан!
Петушок 2.17,2
Почему Якунин назначал за Петушка такую высокую цену? Он назначил ее, когда Петушку было шесть лет, и с тех пор она не менялась. Тогда не было таких высоких цен на производителей, и я думаю, что Якунин назначал эту цену в уверенности, что ее никто не заплатит. Расстаться с Петушком для Якунина было равносильно смерти, и он не допускал даже мысли, что может продать своего кумира. В случку с посторонними кобылами Петушок также не допускался, а если Якунин это делал, то лишь в виде исключения, причем кобыла, которую надлежало «подвести» Петушку, подвергалась самому строгому разбору и ее допускали к жеребцу, только если она выдерживала экзамен с точки зрения породы, резвости и форм. Однако и этого было мало. Чтобы случить кобылу с Петушком, ее владелец должен был быть симпатичен Якунину и отвечать ряду требований, о которых Якунин прямо не говорил, но которые имел в виду. Петушком он крыл кобыл на юге только трем лицам – Руссо, Карузо и мне, считая, что все остальные южане-коннозаводчики недостойны чести иметь приплод от Петушка. Коннозаводчики Центральной России к нему не обращались. За случку полагалось уплатить 1 тысячу рублей. Для Руссо и для меня это были тяжелые условия, но мы кряхтели и платили. Я думаю, что Якунину, человеку очень богатому, было неприятно брать с нас такие деньги, но иначе он поступить не мог, ибо считал за умаление значения Петушка случать с ним кобыл по нормальной цене. С Карузо Якунин брал за случку десять копеек, так как Карузо не имел средств и жил на жалованье. Эта плата характерна, так как еще В. П. Охотников, продавая Якунину кобыл, сказал: «Никому и никогда даром не кройте кобыл. Берите плату хоть десять копеек от кобылы». Якунин свято исполнял этот завет знаменитого коннозаводчика.
С. А. Сахновский