– Земля.
– Тогда увидимся в вязовой роще.
Он отрывисто кивнул и вышел.
Агата захлопнула дверь, сменила туфли на черные сандалии, чтобы подчеркнуть связь с землей, и спустилась по южной лестнице на первый этаж.
Березар спешил, но Агата сегодня еще не ела. Она заглянула на кухню. Повариха Лилия подала ей ломоть свежего хлеба и плошку куриного супа. За кудахтаньем кур Агате слышалось невнятное бормотание лука и картофеля, тихий шепот растущей пшеницы – глубинная поэзия земли.
Для Агаты самым важным в языке был ритм; именно в ритме заключалась сила ее чар. Однако самым интересным были значения слов, их колебания и изменения, подобные солнечным бликам, плывущим по воде.
Слово «душа» в лесканте употребляется для обозначения любого человека в целом – его тела и разума. В герадшпрехе слово seil означает только разум, невидимую часть личности, то, что лескорийцы называют «духом», но это же слово в древнелескорийском значило «глубокое понимание». В алинсетре существует целая группа слов, относящихся к телу, уму и различным их комбинациям. Дани рассказывала, что в языке страны, граничащей с ее родиной, нет слова для обозначения тела человека или животного; названия живых существ означают их дух, а тела считаются временными оболочками и как таковые не имеют смысла.
Голос Земли – и Огня, и Воздуха… о нем чародеи упоминали редко, потому что человеческая речь для него не приспособлена. Не следует слишком глубоко вдаваться в смысл языков стихий. Агата сомневалась, что эти языки можно понять: полевая мышь, грызущая зерно, не в состоянии уяснить смысл севооборота.
Любой чародей с помощью своей магии способен двигать камни с места на место – многочисленные доказательства таких трудов рассеяны по всей земле. А для того, чтобы сподвигнуть камни на иные действия, необходимо говорить с ними на их языке.
Агата поблагодарила Лилию и вышла из кухни с черного хода, во двор, где стояли амбары и сараи, высились поленницы дров и груды угля. Она свернула направо, на вымощенную каменной плиткой дорожку, и направилась к вязовой роще. Отойдя от усадьбы шагов на двадцать, она скрылась в густых зеленых зарослях, уже тронутых алым и золотым.
Агата начала думать мысли Земли.
Палая листва взвихрилась. Чувствуя, как твердеет почва под ногой, Агата сняла сандалии, оставила их у тропы и пошла к поляне, где ее ждал Березар.
В первый раз они провели ритуал почти два года назад, когда стало ясно, что Березару суждено стать чаробразом. Для первого ритуала он выбрал Огонь. Агата понимала почему: он хотел избежать мучительных сомнений – либо докажет, что достоин, либо примет смерть. Вместо Огня Агата вызвала Воздух. Воздух окутывал, прощал, проносился дальше и забывал. Однако же с легкостью мог и убить.
С тех пор они уже несколько раз перепробовали все стихии, и с каждым разом ритуал становился все опаснее, все труднее. Однако Березару все было мало, ему требовались новые и новые доказательства. Агата сознавала, что сегодняшняя попытка будет последней; после этого чаробраз предстанет перед своей паствой и откроет себя Богине.
Мощеная дорожка вела к кругу утоптанной земли шагов восемь в ширину, окруженному высокими старыми вязами. Березар стоял на коленях в дальнем конце площадки, в шаге от деревьев. Агата остановилась напротив него, расставив ноги на ширину плеч.
– Ты готов? – отрывисто спросила она.
Березар кивнул.
Агата обратилась к почве, говоря с Землей на языке Земли, и почтительно попросила прощения у камней за то, что нарушила их покой. Земля церемонно ответила, что Агата ей не мешает. Земля ощущала ее присутствие, но ей, Земле, было все равно.
Агата застыла столбчатым кристаллом кварца; раздвинутые пальцы превратились в игольчатые друзы. Медленно-медленно, будто растущие холмы, веки Агаты поднялись, глаза открылись.
Она увидела камни в смутной дымке: углерод и кальций, кремний, распыленные металлы, на миг окутанные водой и воздухом, нестойкие материи, которые еще через миг сгниют и распадутся на первородные частицы, чтобы потом снова возникнуть.
Березар (какая-то часть сознания Агаты еще помнила, что это он) был пучком белых прутиков, окруженных облаком тумана, в котором, пульсируя, мерцала жизнь. У костей светились красным и зеленым искорки железа и меди.
В языке Земли почти не было слов для проносящихся над ней тонких материй, невесомых, как роса. Земля на них почти не реагировала, будто на легкую щекотку. Иногда происходило что-то ощутимое, оставляло глубокую царапину, грубый шрам. Недавно река сменила русло, совсем чуть-чуть. Это не имело значения; если река сочтет нужным, то вернется на место.