А если… а если… Безусловно и абсолютно, Березар не такой, как Рисси. Хотя Агата и знала, что никогда больше не сломается подобным образом. И это означало, что перед ней лежит новый, иной путь.
Тут на Агату нахлынула долго сдерживаемая ярость.
А если бы она убила Березара? Нет, не так: а если бы она убила и Березара тоже? Спасло ли бы это его паству, славу Богини и честь, священное призвание? И все это лишь для того, чтобы окунуть пальцы в наносную человечность?
За кого он ее принимает?
Она впилась пальцами ног в твердеющую почву, стараясь заземлить ярость, будто электрический ток. Березар просил ее не для себя. Он просил во имя Богини, надеясь, что Она защитит их обоих.
У Вариса не было такой защиты, точнее, он думал, будто у него ее нет, но это, наверное, одно и то же.
Она направила свои чувства глубоко в землю, к дороге, ведущей к железным путям, вдоль рельсов, с превеликой осторожностью, легким касанием…
Варис, умоляю. Ты мне нужен, ради одного-единственного прохладного вздоха твоего духа…
…легчайшим, как этот самый вздох, ведь Варис ни в коем случае не должен знать, что он нужен, когда его нет рядом.
Она тут же поняла, что допустила ошибку. Нельзя взывать к Варису в доме, где о нем заботятся другие, где о нем думают другие. Эхо и отклики чужих мыслей завалили ее, как рушащийся дом, раскалываясь на куски, на острые осколки, погребли ее…
Березар, который жил, терзаясь безнадежной утратой и неутолимой надеждой…
отпусти немедленно
Странж, сияющий дух которого прорывался сквозь все защитные заслоны, обжигая горем…
Дани, которая заботилась о Варисе чуть ли не больше, чем о Странже…
надо выбираться отсюда
Лилия, которая месила тесто с отрубями, волнуясь, что расстроенный гость покинет усадьбу…
Речен, чье невыносимое бессловесное великолепие слишком напоминало голос Воздуха…
нет, не трогай ее, остановись
А потом, как она и боялась, Лумивеста, которая сжимала ручку, душой и духом погрузившись в мысли о Варисе. Агата вскинула ладони, толчком захлопнула врата в ее разум, ощутив огонь и холод мрамора на коже, напряжение…
отвергаю дар и ласки
Она знала, что он нежен, что он терпелив.
обещанья без огласки
Олень на поляне, связанный, беззащитный, подставленное горло оголено под лезвием ножа…
чары приведут к развязке
За кого она ее принимает?
– Добрый день, Агата, – громко произнес Винтерхольм, чем предотвратил дальнейшее развитие событий. – Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь в этот славный осенний денек, – сказал он и шевельнул пальцами, повторяя слова видимой речью Скорейши, что дало Агате возможность найти опору еще в одном языке.
«Спасибо, я просто устала», – жестами ответила она, сознавая, что оба понимают абсурдность ситуации.
– По-моему, не помешало бы присесть, – сказал Винтерхольм, указывая куда-то в сторону от Агаты. – Вот тут, слева, очень удобный валун.
То, что только что совершила Агата, в глубинах подсознания Лумивесты… некоторые чародеи называли это «дарованный консейль». Такое вмешательство считалось беспардонным и грубым, ему не было извинений.
Но хуже всего, это было ужасно, жестоко и очень одиноко…
Винтерхольм смотрел, как Агата осторожно садится на валун, и чувствовал себя на взводе, готовым ко всему… точнее, готовым сорваться с места и убежать. Он не мог помочь ей сесть, не мог подхватить ее, если она упадет, да и вообще не мог вообразить, что способен сделать что-то полезное. Разве что сбегать за помощью к Странжу, а если тот занят, то к Чале: будучи одновременно и матерью, и мастерицей, она с легкостью решала самые разные затруднения. А если не к Чале, то к кому еще? Наверное, к Эдее…
Агата села поудобнее, расслабилась, изящно скрестив загорелые лодыжки, и улыбнулась ему:
– Спасибо, Винтерхольм. Чем я могу тебе помочь?
– Услышав такое предложение, любой мужчина упадет в обморок, – немедленно ответил Винтерхольм и тут же прикусил язык.
Агата рассмеялась. Ее смех развеял последнюю напряженность; так колокольный звон разгоняет грозовые тучи. Винтерхольму однажды довелось прибегнуть именно к этому способу, и он, как ни странно, сработал. К счастью для самого Винтерхольма, для колокольни и для шести тонн пороха, спрятанного в ее подвале.
Кстати, о взрывоопасных веществах… Интересно, знает ли Агата, как восхитительно она выглядит, прекрасная, как ясный летний день? Наверное, Варис ей об этом говорил; но Варис – это воплощение Темного Покоя, он полон тайн и секретов. К тому же Винтерхольм хорошо знал, что любовная связь с Агатой возможна лишь для человека, обладающего абсолютной честностью, которая – увы! – несвойственна простым смертным.
Поэтому он совершенно честно и заявил ей, что спасет его только обморок.
– Не останавливайся, Винтерхольм, чтобы мир не остановился вместе с тобой… – сказала Агата
– Да-да, разумеется, у меня слишком много дел, – ответил он и, уходя, услышал в спину:
– …и никогда не умирай.