– Судя по тому, как вы взволнованы – нет-нет, не отрицайте, я же вижу, – об Агате, точнее, об Агате и Варисе никто не упоминал до тех пор, пока вы не ступили в дом.
– Пока я не подошла к двери, – уточнила Лумивеста.
– И внезапно ваш спутник – несомненно, вы надеялись провести с ним праздники, а он старается никогда и никого не разуверять в их надеждах, – сбегает в покои к другой, а вы остаетесь в компании посторонних, совершенно незнакомых вам людей.
– Я не думала… то есть Варис не знал, что я поеду с ним. Сюда. В усадьбу. Это… ваш консейль предложил.
– И, разумеется, Сильверн не рассказал вам об Агате.
– Нет.
– Понятно. Я его, конечно, очень люблю – и пусть мой тон вас не смущает, – но он действительно не знает, как об этом говорить. Он все прекрасно понимает, но лишь в аспекте своего элемента. Итак, Агата – чарословница. Вы знаете, что это означает? В чем смысл ее магии?
– Нет.
– Вам случалось близко знать чародея?
– В каком смысле? – сухо осведомилась Лумивеста.
– В любом, – так же сухо ответила Эдеа.
– Да. В юности. Наш семейный врач.
– И этот человек… реагировал на какие-то вещи? Когда вы заболевали или ушибались, вам не казалось, что ему тоже больно?
– А, вы побеседовали с Варисом, – уязвленно сказала Лумивеста.
– Я его даже не видела, – невозмутимо и спокойно ответила Эдеа. – Но вернемся к нашей теме. Чародеи все такие, если у них есть хоть какие-то способности. Сильверн слышит жалобу затупившегося клинка в соседней комнате. Магия Агаты – поэзия, ритм, размер, а в бренном мире очень много дурных ритмов. Мне повезло, что я ее вовремя нашла, если, конечно, верить в такие вещи, как везение. – Она отпила чаю. – Ежевика и росяника, – заметила она, облизнув губы. – Очень успокаивает. Не стоит недооценивать Странжа.
Лумивеста пригубила чай.
– Ну вот, считайте, что я успокоилась и готова выслушать ваш рассказ.
– Слушайте, и я постараюсь вам объяснить, – сказала Эдеа. – А потом, если вы все еще захотите уехать, мы найдем для вас поезд.
Взойдя по последнему пролету северо-западной лестницы, Варис оказался на верхнем этаже Западного флигеля. Коридор был узким, шага в три, а потолок не особенно высоким, со сводчатым верхом. Сквозь разноцветное стекло ленточных окон под потолком косо падали пастельные лучи света. Вдоль коридора, разделенного дубовыми дверями апартаментов, стояла старинная мебель: шкафчики, этажерки и столики трех различных эпох, уставленные лампами, вазами, подсвечниками и всевозможными безделушками; на стенах висели зеркала и картины. Примерно в центре восточной стены, слева от Вариса, красовался неплохой пейзаж кисти Бидсмита – предрассветный лес, окутанный туманной дымкой, скрывающей то ли руины, то ли неповрежденную крепость эпохи Среднецарствия.
В коридоре было трое часов: двое настольных, с изящно расписанными циферблатами, и высокие напольные, работы Нокерби, в футляре из белой березы. Ни одни, как впрочем и все часы в Западном флигеле, не шли, пока здесь находилась Агата; их стрелки были аккуратно выставлены на полдень.
Варис остановился у последней двери справа. В нескольких шагах от нее, в торце коридора между двумя шкафчиками с принадлежностями для горничных, виднелась еще одна дверь – она вела к лестнице, уходящей вниз, на кухню, и вверх, в башню.
Если не считать башен, эти помещения дальше всего отстояли от центра усадьбы. Варис остановился у двери, но стучать не стал, а медленно, бесшумно раскрыл ее, вошел и так же беззвучно закрыл.
Почти все гостевые апартаменты были устроены одинаково. Дверь из прихожей открывалась в небольшую гостиную, с креслами, секретером, камином и наклонным окном в потолке. Коридор с дверью в туалетную комнату вел в большую квадратную спальню с высокими окнами и кроватью под пологом. Предметы обстановки разнились в зависимости от вкуса, каприза и требований гостя. В апартаментах Агаты преобладали зеленоватые, изумрудные и нейтральные серые тона. Тяжелые бархатные портьеры полностью закрывали окна. Сквозь завесу полога виднелись шелковые простыни на расстеленной кровати – похоже, в ней еще не спали. Стопками писчей бумаги и письменными принадлежностями в раскрытом секретере тоже не пользовались. Хрустальная электрическая люстра сияла мягким желтым светом.
Агата сидела на диване вишневого дерева, посреди зеленых подушек, кутаясь в стеганый халат лилового атласа, расшитый серебристыми цветами; ее шею, наполовину скрывая лицо, обвивал шарф. Загорелые руки неподвижно лежали на коленях, вытянутые ноги в белых шелковых носках и лайковых шлепанцах покоились на пуфе. На тумбочке у дивана стоял поднос с почти пустой чашкой чаю и тарелкой с крошками печенья.
Распущенные русые волосы рассыпались по плечам; волнистые пряди, отбеленные солнцем, отливали золотом. Большие, ясные карие глаза, за которые она получила свое имя, были раскрыты, но взгляд оставался рассеянным и смутным. Она медленно кивала; на застывшем напряженном лице отражалась жуткая смесь тревоги и усталости.