После школы я радостно пошел учиться в Институт землеустройства на архитектурный факультет, но работать архитектором после получения диплома не пошел, потому что в советское время мне ничего интересного там не светило. А вот архитектуре я отдавался студентом со страстью по пятнадцать часов в день, рисовал и занимался на гитаре. Когда я посмотрел фильм «Андрей Рублев», то увидел там мальчика с колоколами и подумал о том, что «наверное, я мог бы быть этим мальчиком». У меня была известная пластинка «Ростовские звоны». Я любил посещать храмы, причем всех конфессий. Любил ходить в православные храмы, а вообще мне повезло, у меня рядом здесь (ул. Воронцово Поле) находится и мечеть, и синагога, и – что особенно интересно – есть баптистский храм, где есть орган и фисгармония, и туда можно было просто прийти, встать за органом и слушать его звучание вплотную. В синагоге меня, мальчика, попросили надеть что-нибудь на голову (я без шапки ходил), я положил на голову перчатку.
Герман Виноградов, 1989 год. Фото Глеба Косорукова
Меня здорово перло, и я по три дня без перерыва занимался архитектурой, живописью, гитарой, благо у меня были свои преподаватели по этим дисциплинам. Я существовал как десятиборец, занимался интенсивно всем сразу. Когда я был студентом, я делал макеты не как принято из картона, а под влиянием моего любимого американского архитектора Мис ван дер Роэ из настоящих материалов, из металла и стекла.
Приобщился к культуре обработки материалов, стал покупать себе на первые студенческие деньги паяльные лампы, плавил стекло на кухне, купил маленький станочек и стал фрезеровать. Макет угла из кирпича я сделал так: взял кирпич, напилил его и собрал кладку. Сам собирал стальные конструкции, они до сих пор сохранились. Принес на защиту фрагмент дома, сделанного из тех же материалов, из которых строят дом. Очень важно было понять «драгоценное сочетание материалов и их конструктивное осознание» и «что архитектура начинается там, где один кирпич правильно положен на другой».
Мы с мамой жили тогда в одной комнате в коммуналке, я не мог заниматься полноценно живописью из-за запаха лаков и красок. Всё приобрело размах уже в период «Детского Сада». А появился он так.
После института (МИИЗ, архитектурный факультет) я не пошел работать по профилю, а пошел в грузчики, сторожа и дворники, чтобы не иметь дело с системой и не висеть два-три года над каким-нибудь ненужным проектом в бюро. Я пересторожил весь район Китай-Города: Ивановский монастырь, Историческую библиотеку, кирху Петра и Павла… а жил я вообще в трех местах, включая мансарду на Солянке, двухэтажный особняк, где создалась художественная мастерская «Детский Сад».
Вначале я сторожил пельменную в районе Курского вокзала напротив нынешнего «Атриума», там же рисовал, там же играл на гитаре, таскал ночью тяжеленные туши и там чуть не надорвал себе сердце: только прилег, а тут фигак – машина, и ты должен перекидать три тонны мороженого мяса. С вечера я ставил котлы, приезжала машина, полная желтых старых костей и сваливала их во двор. Кости в котлах всю ночь варились, и наутро это варево выдавалось за мясной бульон и подавалось с пельменями. Там же на столах я спал, брал туда с собой этюдник, гитару и никто меня не контролировал. Статья за тунеядство была серьезной, даже в период «Детского Сада» я пытался подрабатывать, поскольку мама не работала.
Из-за этого, и еще благодаря одной испанской мелодии, все и случилось. Когда у меня появилась жена, то я просто пошел по району искать сдающееся помещение. Хотел я жить только в этом районе, прямо напротив «Детского Сада», и тут чудесным образом нахожу квартиру, куда нас хозяйка по имена Алла просто впускает жить бесплатно. Жену мою тоже звали Алла (ещё одну жительницу квартиры тоже звали Алла – Аллуся!) Я думаю, что имя сыграло роль, все порадовались совпадению; плюс – моя внешность, воплощавшая народное представление о художнике: длинные волосы и длинная борода, представитель свободной профессии, едрёна шишка!
Тогда в центре было много свободных комнат в полувыселенных коммуналках, да и люди были человечными, но какими-то подземельно-дремучими.
М.Б.
Да, Москва того периода немного отличается от нынешней…Г.В.
А в этой комнате до этого, оказывается жил племянник Троцкого, которого тоже убили (правда, топором, а не ледорубом) в Марьиной роще. Там была еще одна пустая закрытая комната, я в неё, как Буратино, проник тайком от соседей, проделав в стене дырку – в дальнейшем – любимый способ расширить жизненное пространство; там оказалась зала с камином, и зажили мы припеваючи. Я очень любил летом играть на гитаре, сидя на балконе. И вот как-то сижу, наигрываю испанскую мелодию, слышу звук молотка в заброшенном детском саду напротив. Нам с Аллой стало интересно, и мы туда однажды залезли. Леша-скульптор, который там сидел, сначала очень напрягся. Но потом мы познакомились поближе и подружились. Я тогда сменил рабочий профиль с грузчика на сторожа во вневедомственной охране, было это достаточно забавно.