Конечно же, все оборжались и настрой серьезный тут же улетучился. Курехин заорал, что, мол, я уволен. Да я, в общем-то, сам бы такое сказал, я больше здесь не работаю… А потом, когда я на сцене увидел козла, как-то поймал себя на мысли – надо же, и ведь кто-то справляется с такой РАБОТОЙ…
Поссориться мы с Сергеем, конечно же, не поссорились, и он потом не раз ко мне обращался по более творческим темам, чем куры и свиньи.
Я как раз решил снимать мульты, и он проявлял интерес к этому процессу. Мы заняли мастерскую на улице имени ложного анархиста Каляева, где праздновалось многое и работалось многое. Уже была тусовка из художников, приехал мой брат Сережа, я познакомился с братьями Овчинниковыми и было уж полегче, чем раньше. Мы как-то заклубились и заняли помещение побольше, напротив школы КГБ. Была там мастерская Дебила, моя и Саши Овчинникова. У Котельникова тоже, но он там не работал, а просто держал вещи, мы там подрисовывали с братом; и только Саша Овчинников, которого я для себя выделяю как наиболее действительно серьезного художника, с утра до вечера сидел и всю свою творческую энергию превращал в полотна. Тогда же появился очень смешной и добрый человек Юрис Лесник, который пробовал себя в кооперации и отливал из пластмассы серпы и молоты для значков. И как-то прийдя к нам, он отвел меня в сторону и сказал, что собирается стать галерейщиком и я могу ему помочь. Мол, я разрисую обои и мы пустим слух, что он их купил за две тысячи баксов…
Короче, нарисовал я ему обои, а когда дом пошел на капремонт, Юрис пришел с двумя обломами и вывез выломанные ломами из стены обои, двери, разрисованные Котельниковым… и по городу поползли слухи. Через неделю прибегает Юрис, говорит: все, мол, Инал – отказывайся, а то весь творческий бомонд над ним навис: покупай у них тоже обои разрисованные… Вот такая вот заря галерейного бизнеса в Санкт-Петербурге была. Потом, конечно же, Юрис исправился, стал великолепным художником, делавшим чудо-морферов из поролона, я даже видел пару программ. Он потом уехал во Францию, где и работает плодотворно по сей день.
А слухи в городе значили много. Помню историю одну. Зимой мой брат разрисовал мастерскую вонючими красками, И я, надышавшись этой гадостью, сел рисовать; последнее, что я нарисовал, было змеей на дереве. Вдруг раздается стук, я открываю дверь и офигеваю. На пороге лежит змея, системы гадюка, к тому же явно полусонная. Долго мы друг друга не рассматривали, и лыжной палкой попытка змеиного вторжения была остановлена. Просто снес голову напрочь и выкинул куда-то, не глядя. На следующий день была цепь каких-то непредсказуемых совпадений: Сережу чуть не сбивает машина, и я на истерике звоню Сорокину, который накануне заходил со своим знакомым, мол, что за дела – мне змею подкинули. Сорокин тут же разносит все слухи по городу, мастерская заполняется знакомыми, но змея куда-то пропала и мне никто не поверил. Я, конечно же, прослыл выдумщиком, пока однажды, поднимаясь по лестнице, не обнаружил безголовую тушку, обмотавшуюся вокруг лестничных перил и так и зависшую. Ее поэтому и не было видно, так как обмотавшись хвостом, змея вытянулась и зависла брюхом к внутренней стороне лестницы на самом видном месте. Все обвинения с меня были сняты, и змея продолжила свое существование уже в одной из главных ролей в фильме Юфита, но уже без головы.
По-своему это был самый плодотворный период для моего творчества, так как у меня была мастерская и я мог позволить себе работать на больших холстах. К тому же огромная масса новых знакомых стимулировала творчество. Гарик гнул свою линию «Ассы в массы», Тимур продвигал новое искусство, а Курехин «Поп-Механику». Процесс вышел за рамки города, и я вместе с этим процессом начал периодически перемещаться в Москву. Тогда Гарик постоянно ездил между двумя столицами и привозил все новых и новых участников из радикальной авангардной среды и строил плотные ряды маргиналов. Возможно, это было наиболее радостное время для всех, потому что последователи шли по накатанной дорожке, протоптанной предшественниками, и им не надо было напрягаться и тратить силы на многие лишние моменты. Это было самое лучшее времечко для «Новых художников» и для меня лично.
Коммуникация заработала, и ученики появились у всех, включая меня. Сергей в 87-м году привез ребят из Новороссийска, появились еще другие. Гриша, приехавший как многоплановый музыкант, доводил всех своими трелями на трубе, начал рисовать офигительные картины. Капа создавал картины и инсталляции, Боря Казаков снимал мультфильмы. Димсон и многие другие радикальные неформалы мгновенно превращались в художников, потому как вакуум в сознании заполнялся исключительно проверенной информацией. А драйв, присущий радикалам, давал выход энергии в нужном направлении.