Асы немецкой авиации

В то время у нас не было опыта атак самолетов, летящих над самой водой, поэтому провести нормально атаку не получалось. Когда я проскочил над бомбардировщиками, снова ожило радио. Все пилоты начали сообщать, что у них кончается топливо, и запрашивать координаты у Трапани. Я приказал им заткнуться и лечь на курс 130 градусов. Мы приземлялись с сухими баками, у некоторых истребителей даже заглохли моторы.

Я еле завершил пробежку, как мне на крыло вспрыгнул Штаден, подтвердил мою победу и добавил, что едва не влетел в тот фонтан, который поднял упавший бомбардировщик. Я даже не подозревал, что он летит прямо за мной, когда стрелял. Его истребитель был слегка поврежден обломками взорвавшегося бомбардировщика. При этом был немного помят пропеллер, который разбалансировался. Он добрался до базы с пустыми баками и виляющими лопастями.

В целом вылет был катастрофой. Мы сбили всего один самолет, а когда замигали лампочки, сигнализирующие о нехватке топлива, все соединение ударилось в панику, так как летело над водой. Большинство пилотов пришлось наводить на базу с помощью радара. Мы потеряли шесть самолетов от заградительного огня, у многих кончилось топливо, и они приземлялись где попало. Я сказал Штадену, чтобы он немедленно собрал у меня командиров звеньев для разбора операции. Едва я вылез из кабины, как мне сообщили, что на проводе наш генерал.

Я подошел к телефону, и он потребовал отчет. Я сказал ему, что еще не опросил пилотов, но мы имеем одну победу, так как когда был замечен противник, у нас почти не осталось топлива. Нам пришлось расходовать неприкосновенный запас. Но тут, видимо, вмешался сам бог, избавив меня от дальнейших расспросов, – начался новый воздушный налет. Я швырнул трубку и побежал к щели, перепрыгнув по дороге через Ларсена. Опять я нырнул в траншею головой вперед и шлепнулся на песок. В тот же момент на меня шлепнулся еще кто-то, так что я не мог даже вздохнуть.

После налета я собрал летчиков, чтобы провести опрос. Мы уселись кружком и начали выяснять, что же пошло не так. Все мнения совпали – остаться без топлива над водой – это далеко не лучший вариант. Если бы не это, мы могли бы нанести бомбардировщикам более серьезные потери, так как они не имели истребительного сопротивления. Позднее меня вызвал к себе Галланд. Он уже знал о том, что случилось. Мы побеседовали, и я заметил, что он разочаровался во мне. Он сказал, что обсудит все это со мной позднее, и ушел.

На следующий день рано утром зазвонил телефон, наверное, где-то около трех часов. Галланд только получил телеграмму от самого Геринга, и мы были ошарашены. Он зачитал мне эту телеграмму по телефону. Геринг приказал, чтобы с помощью жребия был выбран один пилот из каждой эскадрильи нашей эскадры, участвовавшей в бою с бомбардировщиками, и отдан под трибунал за трусость и дезертирство перед лицом врага. По законам военного времени это означало смертную казнь. Галланд успокоил меня, пообещав лично вмешаться. Однако не беспокоиться было просто невозможно.

Я прождал целый день, размышляя над тем, как же сказать об этом пилотам. Уже после обеда, убедившись, что все поели, я собрал летчиков. Им следовало рассказать все, хотя мне этого совершенно не хотелось. Мне еще нужно было закончить письма семьям погибших пилотов, но я не мог сосредоточиться на этом. В результате я прямо сказал летчикам, чего Геринг потребовал от Галланда. Я услышал глухое ворчание. Это был Фрайбург, который заявил: «Какого черта, я пойду добровольно. Мне все равно положен отпуск». Тут заворчали остальные. Я слышал приглушенные голоса, висельные шуточки. Внезапно вырубился свет, но меня осенило.

Я сказал им то, что Галланд пообещал мне вмешаться. И это несколько снизило градус напряжения. Затем последовал новый воздушный налет, почти точная копия предыдущего. Нас снова бомбили «веллингтоны», и мы снова разбежались по траншеям, едва задребезжали стекла. К счастью, никто не был ранен, и я начал осматриваться. Я едва удержался от нервного смеха, когда увидел Фрайбурга, вылезающего из траншеи с бутылкой вина в руке. Он вылетел из здания, сжимая ее, и пробежал к траншее мимо меня, сжимая бутылку.

Мы снова собрались в помещении для дежурных экипажей, которое чудом уцелело, и Фрайбург передал мне бутылку. Он сказал, что все командиры добровольно готовы идти под трибунал. Они решили, что лучше попытать счастья в суде, где они могут все изложить людям, ничего не знающим о действиях истребительной авиации. В результате в список были внесены имена всех командиров эскадрилий и групп, включая мое. Нас либо всех расстреляют, либо всех оправдают.