Ататюрк. Особое предназначение

Повсюду обнищавшее и обремененное большими податями крестьянство и полная безграмотность.

Местные помещики являлись практически полноправными хозяевами целых районов.

По всей стране пышным цветом цвели взяточничество и коррупция.

Реформа армии ограничилась снятием погон и орденов, а в остальном оставалась все та же неприглядная картина мордобития, слепого подчинения и палочной дисциплины.

Жандармов ненавидели все, но особенно армия, по сравнению с которой они находились в куда лучшем положении.

Лейтмотив освободительного движения был повсюду один: «Борьба за освобождение любимого султана, находящегося в плену у англичан!»

— Конечно, — говорил первым советским дипломатам сам Кемаль, — мы понимаем, что монархический принцип правления в будущем неприемлем. Однако, принимая во внимание врожденную любовь к султану, мы опасаемся подорвать свою силу новыми контрреволюционными выступлениями в случае объявления ему открытой войны. Именно поэтому мы ограничиваемся собиранием изобличающих его предательство национальных интересов фактов…

Когда один из дипломатов заметил, что «война за освобождение султана» может обернуться против него самого и что невозможно вести народную войну под ложными лозунгами, Кемаль ответил:

— По мере возможности мы через доверенных и подготовленных для этого людей готовим и просвещаем население. Хотя делать это очень тяжело! Война, большие расходы, постоянное повышение налогов и без того не обещают нам легкой жизни, и поэтому мы не можем сейчас рисковать и вносить раскол среди верящих в своего халифа мусульман!

И в этой связи интересны не ответы Кемаля, а сами вопросы, демонстрировавшие полное незнание страны советскими дипломатами.

А отсюда и та в значительной степени инфантильная характеристика, данная лидеру национального движения первым секретарем Полномочного представительства РСФСР в Турции Умпал-Ангорским.

«Мустафа Кемаль, — писал он в своей служебной записке в Наркоминдел, — весьма оригинальная фигура на фоне своеобразной восточной переходной эпохи монархического сатрапизма и буржуазного демократизма.

Он полностью представляет турецкий государственный строй со всеми его пороками.

Личность Мустафы Кемаля, безусловно, выдающаяся в Турции по своему уму, энергии, силе воли, способности убедить (внушением кажущейся искренности даже недоверчиво относящихся к нему лиц).

Главным его движущим импульсом является большое честолюбие.

Для достижения намеченной цели в ход пускается все, и он идет к ней, не считаясь ни с чем.

В своей политике он являет себя полностью беспринципной личностью, использующей систематические провокации среди туземных общественных течений и группировок.

В беседе с нами он с гордостью заметил, что при посредстве своих доверенных лиц руководит работой самых разнообразных слоев общества.

А когда его спросили, как он относится к весьма влиятельной в меджлисе „Зеленой армии“, представляющей самое радикальное его течение, он рассмеялся.

— В свое время, — заявил он, — я поддерживал эту фракцию как баланс против крайне правого крыла, но когда они захотели повести самостоятельную игру, я быстро расстроил всю их организацию!»

Возможно, так оно и было, и все же Кемаль не изобрел в этом отношении ничего нового и правил так, как правили десятки правителей.

Конечно, в чем-то они были правы, и, несмотря на заявления самого Кемаля о народном характере установленного им в Анкаре режима, даже при всем желании в нем уже нельзя было не заметить его жестокой иерархии.

Одним из первых о ней заговорил девятнадцатилетний Назым Хикмет, ужаснувшийся увиденному в будущей столице, где в это время уже начиналось преследование неофициальных коммунистов.

Разочаровавшись установленным на его родине «народным режимом», поэт не нашел ничего лучшего, как бежать в другое «царство истинной свободы» — Советскую Россию.

«Анкара, — писал в одном из своих писем Карабекиру директор прессы анкарского правительства Мухеттин, — являет собою самый настоящий ад, где нет даже намека на мораль.

Я убежден, что успехи борьбы в Анатолии должны сопровождаться социальными изменениями.

И мы приехали в Анкару с намерением проводить в жизнь именно эту идею.

Но после проведенного там года мы ясно увидели, что, по сути дела, анкарские правители ничем не отличаются от стамбульских!

Правительство народа и нации существует только на бумаге.

На самом же деле народ Анатолии не поддерживает ведущуюся там борьбу и постоянно выступает против нее!»

И доля истины в этом крике души, конечно, была.

Правительство Кемаля имело точно такое же отдаленное отношение к народу, какое имело к нему любое из существовавших в мире правительств.

А если уж быть совсем откровенным, то нельзя не сказать и о том, что насаждаемый Кемалем новый порядок был намного жестче султанского.

Другое дело, явился ли он таким уж откровением для привыкшего к авторитарной власти народа.

Что же касается самого Кемаля, то уже с первого дня нахождения у власти он явил себя зрелым мастером политической игры.