Ататюрк. Особое предназначение

— Политика оттоманского государства, — говорил по этому поводу Кемаль, — была не национальной, а личной. Она не имела ни ясности, ни устойчивости. Султаны считали себя представителями какой-то мифической силы и гордились этим, а их корыстолюбивое окружение, набрасывая на это религиозный покров, старалось обмануть, одурачить всю нацию. Они не производили такой подготовки, какую требовали масштабы задуманных ими войн, они больше действовали под влиянием чувств и амбиций. Поэтому, дойдя до Вены, они оказались вынужденными потом отступать. Османские правители и их ближайшее окружение, чтобы жить в помпезности и роскоши, не только иссушали все источники богатства страны и нации, но и наделали множество внешних долгов, жертвуя любыми интересами нации, попирая достоинство и честь страны. Эти долги были настолько велики, что государство не могло даже выплачивать проценты по этим долгам и в глазах всего мира считалась «банкротом». Весьма грустно сознавать, что во главе турецкой нации могла хотя бы на один момент стоять такая личность как султан Вахидеддин. Он оказался настолько низок, что мог допустить мысль, будто его жизни и свободе, какие бы к тому ни были причины, могла угрожать опасность, если бы он находился среди своей нации. Счастье для нации, что она изгнала эту низкую личность с наследственного трона и таким образом положила конец ряду совершенных им мерзостей. Этот акт турецкого народа заслуживает всяческой похвалы…

Звучит впечатляюще.

А вот что касается «акта турецкого нарорда»…

Но Кемаль сознательно выдавал желаемое за действительное, поскольку, таким образом, возлагал ответственность за упразднение султаната на тех самых людей, которые даже не помышляли об этом.

Чего он хотел?

Об этом он в иносказательной форме поведал полковнику Мужену.

— Для нас примером, — сказал он, — служит Великая французская революция, хотя мы и отстаем на полтора века…

Мужен понимающе покачал головой.

Он хорошо знал историю и то, что французская революция, упразднив королевскую власть, создала республику…

Через день после отъезда Вахидеддина ВНСТ формально лишило его сана халифа, указав в соответствующей фетве, что «он перешёл на сторону противника, сражавшегося с защитниками веры, посеял семена братоубийственной резни, отдался под защиту иностранной державы и дезертировал из столицы халифата, укрывшись на борту английского корабля».

Пост халифа через третье лицо предложили кузену Вахидеддина, наследному принцу Абдул-Меджиду, сыну султана Абдула-Азиза от его первой жены и одновременно старшему из всех оставшихся в живых представителей Османов по мужской линии.

Он принял этот титул, и 19 ноября 1922 года Кемаль-паша телеграммой известил его об избрании халифом.

Новый халиф ограничился только одним требованием: он не будет судить Вахидеддина.

В то же время он не стал оспаривать права Национального собрания избирать нового халифа для всего мусульманского сообщества, хотя некоторые депутаты выступили против этого.

Во дворце Топкапы было устроено пышное торжество по этому поводу, и новый халиф выступил с обращением к мусульманам всего мира с просьбой признать его лидерство.

Кемаль прочитал его послание с такой странной улыбкой на губах, словно слушал рассуждения о будущем приговоренного к смерти.

Отложив полсание в сторону, он покачал он головой: пусть поговорит, недолго ему осталось.

Очень скоро он покончит с халифатом, и никто не осмелится противоречить ему.

Весьма симпатизировавший националистам халиф был настроен весьма миролюбиво и даже попросил разрешения у Кемаля явиться на пятничную молитву в одеянии Мехмета II.

Но Кемаль решил показать ему, кто есть кто, и. решительно отказал.

Отослать вместе с султанатом «в область истории» и халифат Кемаль не решился.

И не только из-за сильных мусульманских традиций в народе.

Он прекрасно знал, какие баталии ждут его в Лозанне, и желал иметь на своей стороне такую мощную силу, как триста миллионов мусульман, обожавших своего халифа.

В отличие от Энвера, он мало верил в ее действенность и, тем не менее, предпочитал иметь ее на своей стороне.

Сохранение халифата было кратковременной уступкой феодально-клерикальнымкругам, принадлежавшим в меджлисе ко «Второй группе защиты прав» и сохранявшим немалое влияние в стране.

Её поддерживала и так называемая «генеральская оппозиция» во главе с Рауф-беем.

Надо учитывать также, что в Стамбуле возобновила свою деятельность организация «Единение и прогресс».

Реакционные стамбульские газеты, которыми руководили младотурки, вели активную пропаганду в пользу халифа.

Нет сомнения, что пока был жив и активно действовал Энвер, иттихадисты готовы были заменить М. Кемаля на Энвера.

Они были еще сильны и хорошо организованы, связаны с членами организованной летом 1921 года Второй группы.

Не прекращал свою тайную деятельность и уже упомянутый Каракол.

Затем Кемаль разобрался с Рефетом.