Главным действующим лицом в последнем акте драмы «Конец султана» Кемаль сделал Рефета.
В первом анкарском правительстве тот получил пост министра внутренних дел.
В 1920 году он руководил подавлением восстания в Конье, а в ноябре 1920 года был назначен командующим Юго-Западным фронтом.
С августа 1921 он занимал пост военного министра.
Рефет не поддерживал выдвинутый Кемалем радикальный план преобразования государства и общества.
Наряду с другими героями Освободительной войны чувствовал себя незаслуженно обойденным в распределении политических полномочий, что сблизило его с лидерами «генеральской оппозиции».
Более того, он вошел во «Вторую группу» — оппозиционную фракцию ВНСТ, объединившую депутатов, недовольных растущим влиянием Кемаля.
Он не раз заявлял о своем желании служить на благо нации, вот пусть и послужит ей в качестве представителя анкарского правительства в Стамбуле и командующего турецкими вооруженными силами во Фракии.
Этим выстрелом он убивал двух зайцев.
Доверяя Рефету эту далеко не благодарную для него миссию, он как бы лишний раз напоминал о своем безграничном доверии известному лидеру национального движения и в то же время отрывал его от оппозиции, не желавшей и слышать ни о каком упразднении султаната.
Как и предполагал Кемаль, Рефета встретили в столице с большим почетом.
На всем пути от дебаркадера на берегу Босфора до мечети султана Мехмета Завоевателя на противоположном конце города Рефета встречала восторженная толпа.
Представитель султана, великого визиря и министры — все прибыли с поздравлениями.
— Спасение цитадели халифата, — тщательно подбирая слова, сказал тот в своей первой речи, — было одной из наших важнейших задач, и именно поэтому я прошу передать свои глубокие религиозные чувства и почтение высшему духовенству халифата…
22 октября Рефет выступил в университете.
— Нация, — заявил он, — спасена не одним человеком, а идеей о национальном суверенитете, а султанат — это вся нация, добавляет он. Нам нужна не монархия, не республика, а правительство, отстаивающее национальный суверенитет, и халифат, освобожденный от властных полномочий…
Так ненавязчиво он представил идею Кемаля.
Конечно, идея убрать султана, сохранив халифат, не нова.
В ходе войны за независимость дипломаты и спецслужбы неоднократно сообщали о будущей реализации этого проекта.
«Для турок, — отмечал Фрунзе, прибывший в Анатолию в начале 1922 года, — султан не более важен, чем прошлогодний снег.
Это касается не нынешнего султана Мехмета VI, а самой идеи султаната.
За три года страна научилась жить без него и убедилась, что в его отсутствие мир не рухнул».
Но в последние шесть месяцев слухи о близком конце правления султана разрастались.
В конце сентября представитель Анкары в Стамбуле заявил французскому военному коменданту генералу Пелле о предстоящем смещении Вахидеддина и замене его правителем, избранным Национальным собранием.
Через три недели спецслужбы информировали Пелле о том, что Кемаль советовался с рядом губернаторов о будущем способе управления страной и что губернатор Зонгулдака, например, предложил разделить султанат и халифат.
На встрече с султаном Рефет потребовал распустить давно уже напоминавшее собою скорее привидение, нежели дееспособный орган правительство и признать Великое национальное собрание.
Отнюдь не обрадованный обещанием оставить в неприкосновенности халифат султан отказался, и в тот же день великий везир обратился к Анкаре с предложением устроить встречу и обсудить все разногласия.
Но куда там!
Кемаль даже не удостоил его ответом.
Да и что отвечать?
Что, если не получилось по-хорошему, надо сделать по-плохому?
Они и так это увидят.
Столь вызывающее поведение Рефета не понравилось оппозиции, и ее представители заявили о том, что эмиссар Кемаля не имеет права делать заявления от их имени.
Но… было уже поздно.
Почва была подготовлена, не хватало только повода.
Но Кемаль умел ждать, и он дождался.
25 октября Вахидеддин принял французского военного коменданта и пожаловался ему на недопустимые претензии «молодых людей из Анкары».
Он говорил о «влиянии большевиков» на депутатов Национального собрания, критиковал их концепцию национального суверенитета, которая не соответствовала ни социальному положению, ни традициям турецкого народа, ни религиозным законам.
— Я, — заявил султан, — никогда не смирюсь с ролью римского папы. Халиф должен стоять на страже закона!
Говоря о приглашении Лондона, направленное Стамбулу и Анкаре, султан попросил генерала сделать так, чтобы на мирную конференцию в Лозанну ехала только одна делегация, возглавляемая представителем дворца.
Пелле пожал плечами, султан принял это за знак согласия, и 29 октября великий визирь предложил Кемалю отправить на мирную конференцию общую делегацию, состоящую из представителей Стамбула и Анкары.
Тем же Вечером Кемаль пригласил к себе Февзи и Фетхи.
Отдав дань приличию, Кемаль заявил:
— Час настал. Сначала мы разделим султанат и халифат, а затем упраздним султанат, доказав, что верховная власть нации принадлежит Великому национальному собранию…