Ататюрк. Особое предназначение

— А я вообще не понимаю, — раздраженно воскликнул он, — для чего в стране надо столько партий? Только для того, чтобы расколоть нацию? Но ведь этого делать нельзя. У нации не должно быть ни различных партий, ни тем более разных идеологий. И я не хочу видеть никаких других партий! Неужели вы не может понять такой простой вещи, что чем больше мы слушаем друг друга и чем больше мы путаемся в этих дискуссиях и анализах, тем больше мы наталкиваемся на затруднения и проволочки?

Друзья не могли.

Постепенно разговор скатился на личности, и Рауф снова заговорил о своей отставке.

Он догадывался, с какими почестями будут встречать Исмета, и не хотел новых унижений.

Да и что, даже будучи премьер-министром, мог он, подписывавший позорное Мудросское перемирие, сказать теперь своему одержавшему блестящую победу министру иностранных дел?

— Я, — в конце ужина заявил он, — не смогу работать с Исмет-пашой…

— Мой милый Рауф, — пожал плечами Кемаль, — я не знаю, что тебе сказать. Ты прав в том, эта среда делает человека безнравственным.

— Я думаю, — продолжал все понявший Рауф, — что у тебя найдется дюжина честных соратников, с кем ты сможешь управлять страной….

Кемаль кивнул.

— Интересно узать, — не выдержал Али Фуад, — кто будет этими апостолами?

— У меня нет апостолов, — холодно ответил Кемаль. — А вот люди, готовые служить нации и стране есть. И, чтобы им стать «апостолами», они должны доказать свои способности…

Али Фуад не нашел что ответить.

Настроение у всех было испорчено, и гости поспешили откланяться.

Все было предельно ясно.

4 августа председатель Совета министров Рауф подал в отставку и отказался принимать участие в торжественной встрече прибывавшего из Швейцарии Исмета.

Борьба между лидерами национального движения вступила в открытую фазу.

И все они знали, чем она закончиться.

— Практичный и надежный путь к успеху, — говорил позже сам Кемаль, — заключался в том, чтобы шаг за шагом, поэтапно осуществлять наш план [создания новой Турции], сообразуясь с обстоятельствами. Так я и поступил. Тем не менее, этот практичный и суливший успех путь, которым я следовал, стал причиной более или менее существенных разногласий, недоразумений, подчас возникавших между мною и моими ближайшими соратниками. Кое-кто из моих товарищей, начинавших вместе со мной национальную борьбу, впоследствии из-за ограниченности мышления и душевных сил перешел в оппозицию и выступил против меня в период становления республики, которая сегодня определяет жизнь нации…

Надо полагать, что выборы в меджелис в августе 1923 года прошли в известной степени под воздействием успеха в Лозанне.

И националистическая пресса весьма красочно расписала этот успех.

Одержав очередную победу, Кемаль клятвенно заверял депутатов в том, что во главе турецкого государства никогда не будет стоять диктатор.

А когда до выборов оставались считанные недели, он заявил о преобразовании Общества защиты национальных прав Анатолии и Румелии в Народную партию.

Затем провел через меджлис изменение к принятому в 1920 году «Закону о высшей измене»

Теперь любое направленное против отмены султаната и верховенства меджлиса действие рассматривалось как высшая измена.

— В нашей стране, — говорил в своих комментариях к принятому изменению Кемаль, — неограниченной свободой пользуются все, кроме врагов национального суверенитета. Но пусть они только предпримут хотя бы один шаг не только против моих идей и целей, но и против всего, с чем связана жизнь турецкого народа, — и этот шаг придется рассматривать как отравленный кинжал, направленный в сердце народа. Тогда я и мои единомышленники всегда и везде будем уничтожать их! Скажу больше: если даже не будет законов, обеспечивающих это право, если кто отступит перед подобными попытками, если я даже останусь один, то все равно буду бороться с ними…

Не питавшая никаких иллюзий в отношении будущей политики оппозиция позволила себе не согласиться с подобным утверждением и заговорила о посягательстве на свободу слова.

Особенно активно она повела себя в Трабзоне, где было много неуправляемых юнионистов, желавших возродить «Единение и прогресс».

Кемаль отреагировал мгновенно, с помощью направленных им в Трабзон эмиссаров местные филиалы Общества защиты прав прекратили свое существование.

После чего в городе по какой-то необъяснимой случайности сразу же появились прокемалистски настроенные избиратели.

Куда сложнее дело обстояло с оккупированным Стамбулом, где младотурки вели через прессу яростную борьбу с грядущей диктатурой.

Но все было напрасно, и выборы в меджлис превратились в простую формальность.

— Мы, — с горькой иронией говорил губернатор небольшого городка на побережье Черного моря Гюмюшхане, — присутствуем на весьма замечательных выборах, на которых не надо выбирать, а только вносить имена тех, кого наметило правительство!

Правда, были округа, где подобные игры не проходили.

В одном из них избиратели оказались настолько упорными, что Кемаль, в конце концов, махнул рукой:

— Пусть голосуют, за кого хотят!