Ататюрк. Особое предназначение

Все они в той или иной степени утратили свою власть.

Чувствуя себя чужими в новой жизни, в Анкару они не поехали.

Да и что им делать в захолустном городишке, где не было ни одной гостиницы, работали всего два ресторана и фургон для товаров, куда поместили американского консула.

Европейские послы сопротивлялись переезду в Анкару и оставались в Стамбуле до 1925 года.

Теперь уже мало кто сомневался в том, что Кемаль и дальше будет считаться с чужим мнением.

В трабзонском журнале «Кахкаха» («Смех») появился весьма многозначительный рисунок, символизирующий нацию, парламент и правительство, и все три изображенных на нем лица были удивительно похожи на Кемаля.

Но когда один из его близких друзей в шутливой форме заметил, что теперь он похож на пребывавшего в трех лицах христианского Бога, Кемаль довольно холодно ответил ему:

— Да, это правда… Но не говори об этом никому…

И все же до абсолютной власти было еще далеко.

Решение о переносе столицы в Анкару было принято, по сути дела, в частном порядке, и даже Али Фетхи не был извещен о нем заранее.

Показали зубы некоторые депутаты и при ратификации Лозаннского договора, поскольку не всем нравилось оставление Александретты и Антакьи в зоне французских интересов.

Продолжавшие интриговать старые друзья через Исмета попытались уговорить Кемаля принимать все важнейшие решения только после консультаций с лидерами национального движения.

Кемаль усмотрел в этом заговор и, решив ударить первым, провел реорганизацию командования армией.

Он распустил штабы фронтов, снова ввел систему армейских инспекторов, и находившийся в оппозиции к нему Нуреттин-паша остался без армии.

Что же касается Карабекира и оставившего пост вице-спикера Али Фуада, крайне недовольных возвышением окружения Кемаля, то он назначил их инспекторами соответственно Первой и Второй армий в Стамбуле и Конье.

«Мустафа Кемаль, — сообщал в Париж 24 сентября официальный представитель посольства Франции в Анкаре, полковник Мужен, — должен будет разрешить внутренний кризис установлением устойчивого народного режима».

Удивительное предвидение для человека, который никогда не збыл профессиональным дипломатом.

А вот наблюдателем он оказался прекрасным.

Да и не надо было обладать особыми способностями, чтобы не увидеть тот, по сути дела всеобщий кризис, в котором находилась Турция.

Оно и понятно!

Нельзя безнаказанно выйти из состояния войны, продолжавшейся двенадцать лет, и распрощаться с политической и социальной системой, просуществовавшей пять веков.

Экономика, общественная жизнь, постоянные скандалы в меджелисе, армия, из которой было уволено 1200 офицеров, среди которых оказался Нуреддин-паша, «освободитель» Измира, — вот те сферы, где кризис проявился ярче других.

Положение осложнялось еще и тем, что страна как бы повисла между двумя мирами.

Отжившим и зарождавшимся.

Национальный суверенитет, Экономический пакт Измира, Народная партия, — все это было важно.

Но не было самого главного: политического определения нового режима.

Иными словами, той самой республики, о которой все эти годы страстно мечтал Кемаль.

— Следует выбрать для учреждения республики подходящий момент, — советовал ему осенью двадцать третьего года Юнус Нади.

— Именно сейчас подходящий момент, — ответил ему Кемаль.

Юнус не ответил.

И не потому, что не хотел спорить с Кемалем, а потому, что не верил.

Впрочем, не верил он не один.

«Многие товарищи, — писал в своих „Мемуарах“ Исмет, — считали, что провозглашать Республику еще не время».

— Гиблая идея! — публично заявил Рефет.

— Только конституционная монархия! — утверждал Рауф. — Политическая система страны должна быть выбрана самим народом, без давления сверху…

Странное предложение!

И как мог народ, только лесять процентов которого знали грамоту, мог выбирать политическую систему, знал, видимо, только один Рауф.

Помимо теперь уже бывших друзей против Кемаля непробиваемой стеной стояли консерваторы, осторожные сторонники умеренной политики, личные противники Кемаля и депутаты, смешивающие личные интересы и жизненно важные вопросы.

И эту стену надо было пробить в условиях теперь уже правительственного кризиса.

24 октября Фетхи покинул пост министра внутренних дел, который он совмещал с должностью председателя Совета министров.

На следующий день ушел в отставку Али Фуад.

25 октября меджлис избрал спикером Рауфа.

Кандидат от правительства на важный пост министра внутренних дел проиграл представителю внутренней оппозиции в Народной партии.

Кемаль был недоволен.

Он собрал министров в Чанкайя и потребовал от них не только уйти в отставку, но и отказаться от повторных выборов в новую администрацию.

Конечно, Али Фетхи не хотел уходить, но противиться воле своего старого приятеля не посмел.

— В выбранном меджлисом правительстве, — к удовлетворению Кемаля заявил он, — не может быть порядка!

27 октября правительство с согласия Кемаля ушло в отставку.

Все были растеряны.

Руководители Народной партии судорожно пыталась подобрать новый состав правительства и нового премьр-министра.

С этими предложенями они и пришли к Кемалю.