Ататюрк. Особое предназначение

Однако тот отказалася заменить Исмета на посту министра иностранных дел, и озадаченные новым препятствием делегаты покинули резиденцию президента.

И снова перед ними встал все тот же вопрос: что делать?

В отличие от них, Кемаль знал.

28 октября он пригласил на орбед Исмета, Али Фетхи, министра обороны Кязыма, Рюшена, героя войны за Независимость Кемалеттина Сами и еще троих наиболее близких ему депутатов.

— Завтра, — неожиданно для всех заявил Кемаль, — мы провозгласим республику. Ты, Сами, завтра потребуешь завтра заседания Народной партии и сделаешь так, чтобы партия попросила моего вмешательства с целью приостановить кризис…

В знак согласия несколько озадаченный Сами наклонил голову.

— А мы с тобой, Исмет, — продолжал Кемаль, — сейчас подготовим текст обращения Национальному собранию…

Кемаль все рассчитал правильно, и все прошло как по нотам.

На следующий день исполнительный комитет Народной партии принялся за обсуждение нового состава кабинета министров.

После долгих и ни к чему не приведших дебатов Кемалеттин Сами предложил вызвать Кемаля и попросить его выступить в роли арбитра.

Никто не осмелился возразить, и уже через час Кемаль появился в меджелисе.

Он попросил у депутатов один час для консультатций. с несколькими депутатами.

Ровно через час он поднялся на трибуну.

— Дорогие друзья! — сказал он. — Я думаю, что все прекрасно поняли причины, которые привели нас к этой деликатной ситуации, какую мы должны разрешить сегодня. Существующая система является причиной чертовской слабости. Да, каждый из нас должен участвовать в выборах правительства и министров всякий раз, когда наша конституция вынуждает нас формировать новое правительство. Ваше высокое собрание поручило мне найти решение, и я вам его предоставляю…

В следующее мгновение секретарь взял подготовленные Кемалем и Исметом дополнения к конституции 1921 года.

— Турецкое государство — это Республика, — прочитал он первую фразу.

Турция, говорилось в дополнениях, является республикой, а ее президент избирается меджлисом из числа его депутатов.

Срок его пребывания на посту определяется сроком работы Великого национального собрания, и он может быть переизбран на новый срок.

Президент назначает премьер-министра, тот подбирает министров из числа депутатов меджлиса, который по просьбе президента утверждает их.

Президент имеет право возглавлять меджлис и кабинет министров по своему желанию и, таким образом, является главой законодательной и исполнительной власти.

Два других дополнения касались турецкого языка и ислама, провозглашенных соответственно государственным языком и государственной религией.

Изумленные партийцы заговорили о своей неготовности голосовать, поскольку подобные вопросы требовали куда более тщательного и взвешенного изучения.

Конец дискуссии положил Исмет.

— Дальнейшее затягивание решения этих вопросов, — заявил он, — ослабляет страну. Мы родили ребенка и теперь должны дать ему имя!

Хорошо понимая, откуда дует ветер, партийцы приняли подготовленные Кемалем дополнения и отправили их на рассмотрение всего меджлиса.

В 18 часов началась работа Национального собрания, и сразу завязалась горячая дискуссия.

Наихудшие предположения противников Кемаля оправдались, и он перешел в решающее наступление.

Так оно и было.

«Подвергнуть бомбардировке, затем стремительно напасть, внести замешательство и добиться успеха», — именно такой была тактика генерала Кемаля на войне, таковой она осталась и мирное время.

И она сработала.

Ошеломленные натиском Кемаля депутаты сдались, и в 20 часов 30 минут председатель заседания воскликнул:

— Да здравствует республика!

Присутствующий на заседании священник заявил, что объявление Турции республикой «находится в полном соответствии с нормами ислама».

Под крики «Да здравствует республика!» меджлис провозгласил ее.

Через пятнадцать минут депутаты единогласно избрали Кемаля ее президентом.

Он поблагодарил депутатов за оказанную ему честь и назначил премьер-министром Исмета.

— Мой паша, — сказал ему Кемаль, — будь счастлив, какое доброе дело для нации!

Чтобы еще больше укрепить свою власть, он оставил Февзи начальником генерального штаба, а Кязыма Озальпа — министром обороны.

— Османская держава, — сказал Кемаль окружившим его друзьям, — к сожалению, умерла. Правительство Высокой Порты, к сожалению, умерло. Извините, я ошибся! Я не хотел сказать «к сожалению». Они умерли к счастью, ибо, если бы они не умерли, они бы убили турецкую нацию…

Кемаль мог быть доволен.

Он обладал высшей властью, практически ничем не отличавшейся от той, какую имел во время войны.

Послушное правительство, большинство в собрании, законы, обсуждаемые за закрытыми дверями Народной партии и без возражений одобряемые меджлисом, значили многое.

Депутаты все еще продолжали аплодировать ему, но взгляд его слегка потемневших глаз был устремлен куда-то мимо них.

Что он видел, что вспоминал в эту, возможно, самую торжественную минуту своей жизни?

Отправившего его некогда в ссылку чиновника?

Дымящийся Чанаккале и горящий Измир?