Ататюрк. Особое предназначение

«Отмена султаната, — писал в своих воспоминаниях Исмет, — нам далась намного легче, поскольку существование халифата, так или иначе, обнадеживало сторонников султаната.

И все они очень надеялись на то, что монарх вернется под именем халифа и даст надежду на продолжение Османской династии.

Именно поэтому отмена халифата вызвала такое сопротивление и стала источником множества конфликтов…»

Другое дело, что все эти столкновения носили локальный характер и не приобрели такого широкого размаха, как это было в той же Франции, где «неприсягнувшие» священники поднимали целые восстания.

Недовольных отменой халифата хватало, но только в Бурсе местные религиозные деятели открыто призвали верующих выступить против безбожного правительства, за что были мгновенно приговорены к смертной казни.

Вместе с государственными проблемами на Кемаля навалились проблемы личные.

Как это ни прискорбно, но так много и красиво рассуждавший о роли семьи Кемаль так и не мог разобраться со своей собственной.

По большому счету нарыв начал зреть чуть ли ни с первого дня появления Латифе в Чанкая.

Несмотря на женитьбу, Кемаль и не думал менять образ жизни и каждый вечер устраивал продолжавшиеся до глубокой ночи застолья.

Латифе все чаще высказывала недовольство.

Но еще больше она была разочарована своим превращением из светской дамы и советницы президента в лишенную права голоса восточную женщину.

Да, она ходила в европейском костюме и много говорила с мужем о равноправии, но какой во всем этом был толк, если Кемаль всякий раз морщился, когда она садилась за стол вместе с мужской компанией и высказывала свое мнение.

Она дерзко отвечала ему на его замечания, позволяла себе критиковать его в присутствии гостей и громко смеялась над его рассуждениями.

Как и всякая женщина, она мыслила от одного предела до другого и не могла понять той простой вещи, что равенство женщин с мужчинами в социальной жизни вовсе не означало безмятежной семейной жизни, в которой всегда будут главный и подчиненный.

Кемалю все больше не нравилось ее слишком уж независимое поведение.

Однако Латифе продолжала вмешиваться в его разговор с друзьями, всячески старалась сократить число выпитых им рюмок и с некоторых пор взяла за несказанно раздражавшую мужа привычку входить в комнату и восклицать:

— Что такое, Кемаль? Опять ракы?

А когда застолье затягивалось, она без малейшего стеснения напоминала гостям о том, что завтра рабочий день и всем пора отдыхать.

Но особенно Кемаля убивала патологическая ревность Латифе.

Как и всякий мужчина, Кемаль хотел, чтобы его любили, но, несмотря на всю свою просвещенность, он оставался восточным мужчиной, и любовь к женщине никогда не была для него той все сжигавшей страстью, из-за которой герцог Бекингемский объявлял войны, а Наполеон мчался на свидание с Жозефиной через несколько границ.

Вопреки всем передовым теориям, которые он отстаивал публично, идея равенства полов была изначально противна его властной натуре, и женщины как личности мало интересовали его.

Их роль заключалась в служении мужчине, а посему ему было, что делить с женой.

Да и сама Латифе была нужна ему, как утверждали многие, в роли «выставочной» жены, олицетворявшей новое отношение к женщине.

Но в жизни он хотел быть господином, а Латифе не желала быть рабой.

И далеко не случайно сам Кемаль однажды заметил, что женился вопреки старинной турецкой пословице «холостяк есть султан» и только для того, чтобы иметь рядом с собой пример эмансипированной женщины.

Возможно, так оно и было на самом деле.

Но для самой Латифе подобный эксперимент закончился печально.

Ведь одно дело говорить об эмансипации женщины, и совсем другое — жить с этой самой эмансипированной женщиной, имеющей к тому же свои собственные взгляды на семейную жизнь.

И проповедуемое Латифе не на словах, а на деле семейное равенство не могло нравиться такому властолюбивому человеку, каким был Кемаль, с младых ногтей не терпевший возражений и уж тем более поучений от кого бы то ни было.

Он не желал испытывать на себе чье бы то ни было влияние, и его дом и привычки были только его, и ничьи больше.

И он вовсе не собирался их менять, как того желала Латифе, постепенно превращавшаяся в своеобразного домашнего оппозиционера, позабыв о том, что оппозиции Кемаль не терпел ни в каких ее проявлениях.

Но самым печальным во всей этой истории было бесплодие Латифе, которое не могло не вызывать охлаждения к ней любившего детей и желавшего иметь их Кемаля.

Конечно, она обследовалась у лучших варчей, но их приговор был неутешителе: Латифе не могла иметь детей…

В 1924 году процесс выработки новой республиканской конституции завершился и был принят её окончательный текст, представленный в 105 статьях.

В правовой литературе Турции именно этот документ, принятый 23 апреля 1924 года, считается первой подлинной, «полнокровной» конституцией нового государства.

Самые первые его статьи подтверждали, что Турция — республика, её религия — ислам, государственный язык — турецкий и столица — Анкара.