Ататюрк. Особое предназначение

Но закрывал до поры до времени глаза и всячески продолжал поддерживать становление национальной буржуазии, поскольку только с ее помощью он мог создать так необходимую стране для укрепления суверенитета промышленность.

Чтобы еще больше усилить ее позиции в борьбе с начинавшими терять свою опору компрадорами, он решил допускать в страну иностранный капитал только в «безвредной для нее мере».

Что будет потом?

Наверное, то, что и должно быть…

Да и не заглядывал он так далеко, почти каждый вечер медленно расхаживая по своему ухоженному садику в Чанкайя и думая все же больше о настоящем, нежели о будущем.

Иногда он останавливался и морщился от боли.

Сердце…

Как хочется курить!

Но… нельзя.

Врачи разрешили ему всего три сигареты в день, а он уже выкурил четыре.

Предписанная эскулапами диета ему тоже порядком надоела.

Но Латифе была непреклонна и не позволяла ему съесть ни одного лишнего куска хлеба.

Да и с так любимой им ракы дело обстояло не лучшим образом.

Оно ему была запрещена.

Правда, время от времени врачи разрешили Кемалю взбадривать себя стаканчиком виски, но разве это иностранное пойло шло хоть в какое-нибудь сравнение с его божественным напитком?

Так, чепуха…

И Кемаль терпел.

Но если Кемаль все же больше думал о настоящем, то многие политические обозреватели в мире задавались вопросом: что будет с Турцией и куда она идет.

Так, 1 июля 1924 года военный атташе Франции, подполковник Катру, отправил в Париж докладную записку «Куда идет новая Турция?».

Он писал, что «революция происходит только тогда, когда созрело общественное сознание, а новые условия государственного строя находятся в гармонии с желанием населения и фундаментальными интересами страны».

Катру выражал сомнение, что подобное имеет место в новой Турции: революция изменила государственный режим, но не традиции, догма о полной независимости народа исчезла в пользу правления олигархии, непримиримости исключительного национализма.

«Национализм, — делал вывод Катру, — такой, какой он сегодня в Турции, угрожает стать самоубийством».

«Тогда, — вторил ему обозреватель французской газеты „Petit journal“, — как обычно новые правительства стремятся сохранить традиции своей страны и установить новые дружеские связи и контакты с другими странами, молодая Турецкая Республика спешит порвать все связи с прошлым и стремится к изоляции».

«Турецкая Республика, — уверял читателей журналист Жентизон в газете „Le Temps“, — заверяет, что, несомненно, осуществила самую крупную попытку духовного и интеллектуального освобождения в мусульманском мире наших дней».

Конечно, Кемаль и без их комментариев прекрасно понимал то бедественное положение, в котором оказалась страна.

— Если сравнить наше благосостояние, — говорил он, — национальное богатство и уровень просвещения с общим мировым прогрессом, то станет ясно, что наша страна является отсталой, и даже очень отсталой. Для ликвидации этой отсталости нужны огромные средства, ибо мы нуждаемся во всем…

Не сказал он в своем выступлении только одного — самого важного: Турция нуждалась во всем, но она была свободной страной, и все предпосылки для развития у нее были.

Был у нее и лидер, способный переломить тот или иной ход событий.

А это стоило, может быть, самого дорогого.

Он не замахивался на всеобщее счастье и разрушение, он хотел только одного: чтобы его любимая Турция жила достойно.

— История, — говорил по этому поводу сам Кемаль, — самым неопровержимым образом доказывает, что для успеха в решении важнейших дел крайне необходимо, чтобы был вождь с большой энергией и непоколебимой волей…

Того и другого у него хватало.

Тем не менее, Кемаль отдавал себе отчет, какие трудности ждут его и на поприще культурного строительства.

Но не отчаивался.

— Было бы ошибкой считать, — говорил он по этому поводу, — что притупляющие последствия многих веков управления и воспитания могут позволить человеческому обществу освободиться разом, в один день, в один год. Поэтому те, кому удалось проникнуть в природу вещей и постигнуть эту истину, должны считать величайшей обязанностью подготовку и просвещение народа, поскольку это в их силах, и руководство им на его пути к спасительной цели…

Что же касается экономики, то уже в то трудное время Турецкая Республика стала привлекать иностранных экспертов.

Более того, она устраивала конкурсы для иностранных предприятий, правда, больше американских, швейцарских и особенно немецких, а не французских или английских.

Англичане не привлекались из-за вечной проблемы с Мосулом, а французы слишком напоминали совсем еще недавнее время унизительных капитуляций.

Сами французы не верили в то, что «молодые люди, единственным достоинством которых было участие в борьбе за независимость», способны строить железные дороги, добывать полезные ископаемые, заниматься торговлей и основывать банки.

А зря!