На стороне Кварталов Лису накрыл полумрак. Солнца не было видно из-за плотных облаков, горели только две люминесцентные лампы, установленные прямо у входа в коридор. Фонари, растянувшиеся вдоль дороги, не работали, и толку в этом вязком сумраке от них не было. Везде, куда дотягивался взгляд, жались к земле, жались друг к другу блеклые дома. Дома переплетались в каменный лабиринт, тут и там сверкали желтым светом окон, пыхтели дымом печных труб. Лиса часто представляла себе этот момент – первые шаги по свободной земле. Она воображала что-то торжественное: как будет уверенно идти по улицам, сделает глубокий вдох, и легкие наполнятся бунтом. Вот только Лиса не шла, а кралась по дороге, дышала поверхностно и неровно, кисло-сладкий запашок прилипал к небу, когда Лиса открывала рот. Она вздрагивала от каждого резкого стука, крика, визга – неясно, шумели люди или животные, может, все вместе. Лисе мерещилось, что рядом мелькают силуэты – шустрые и крупные, но не кошки. Все вокруг громыхало, трескалось и пищало, и у Лисы кружилась голова. Город тоже был шумный. Центр напоминал улей, где жужжание сопровождало бурную деятельность или ее имитацию. Лиса думала, что этот организм и без людей выживал бы прекрасно, что все они живут в брюхе механического чудовища, которое медленно их переваривает. Но Кварталы обрушились на нее своей мелодией хаоса, и Лиса (с ее безупречным слухом) еле сдерживалась, чтобы не броситься обратно в темноту коридора в Стене. Чем ближе она подходила к домам, тем громче становились звуки, а к запахам примешивались новые, не менее отталкивающие нотки. В одном из заведений с надписью «Крыса-сносно» пахло жареным мясом с оттенками затхлости и брожения, поэтому Лиса еле сдерживалась, чтобы не зажать рукавом нос. Когда Яков умирал, его тело гнило, сжираемое неприжившейся душой. В больничной палате, где лежал разлагающийся учитель музыки, воняло трупом, но даже тогда Лисе было не так тошно, как сейчас.
В очереди говорили, что дорога от западного поста как раз ведет в район «с развлечениями». Поскольку большинство горожан тащится в Кварталы именно через западный пост, неподалеку от него разместились все местные заведения, которые могли заинтересовать городскую публику. Лиса не знала, с чего начать. Она старалась не останавливаться, не сильно пялиться на прохожих. Горожан было много, их нетрудно узнать по одежде: все чистое, нерваное, обычное, а если всех местных свалить в кучу, получится пестрая драная масса. Люди выглядели по-разному свободными, и это притягивало – нестерпимо, как Валечкин вишневый пирог, который можно было нюхать, приподняв краешек полотенца, но никогда – пробовать до ужина. Лиса залезала под полотенце почти всей головой, и дышала сахаром с вишней, и глотала слюну – хотелось откусить от пирога хоть кусочек. Точно так же Лисе хотелось сравняться с местными, несмотря на волнение, заявить: вот она я. Лиса подвигала культей в перчатке, помедлила, потом освободила страусиную лапищу от протеза, швырнув его под ноги. Она пошла дальше, по привычке демонстративно прижав искалеченную руку к груди, но на нее почти никто не таращился. Люди останавливали взгляд на лице, разглядывали черную мешковатую куртку, цеплялись за обрубок, и их глаза быстро соскальзывали дальше, вниз, к хорошо проклеенным, блестящим ботинкам. Лиса погладила тугую зарубцевавшуюся кожу и почувствовала себя лучше, квартальный воздух стал легче.
Лиса свернула под первую попавшуюся вывеску, на которой значилось «В морду». Освобожденная от протеза рука придала уверенности, и Лиса решила испытать удачу. Она пробралась сквозь вращающиеся двери – они неохотно скрипели, и Лисе пришлось приложиться к ним как следует, чтобы наконец протолкнуться. Внутри – жарко, высокие потолки, и свет практически не доставал до столов. Длинная барная стойка, немного людей за близко стоящими друг к другу столиками, у стойки желто-серая собака вся в кудряшках. Пес еле-еле приоткрыл один глаз, наблюдая за Лисой, пока та мостилась за свободный столик – удивительно довольная.
– Лапочка, что будешь?
Лиса подняла голову и почти уткнулась в бледную, выпрыгивающую из декольте грудь. Официантка зачем-то очень низко склонилась над Лисой, ее длинные рыжие волосы подметали столик, но она улыбалась, и улыбка ее обещала, что сегодня ты непременно любимый гость.
– А что есть?
– Ох, лапочка, прости. – Официантка сочувственно покачала головой и положила на стол бумажное (кто бы мог подумать!) меню.
Лиса провела рукой по заламинированной, липкой, заляпанной картонке. Изображений блюд и напитков не было, как и состава, и подсчитанного БЖУ.
– Ну, мне…