Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

После опубликования заявлений о капитуляции Зиновьева, а затем Пятакова Тарасов все-таки сделал шаг в направлении партии. 15 марта 1928 года он обращался в ЦКК: «В первом же документе „дела“, начатого окружной контрольной комиссией, мной было сделано заявление о прекращении фракционной работы и подчинении решениям съезда. Линия моего поведения после этого соответствует всем обязательствам, принятым на себя этим заявлением. Категорически отрицаю путь второй партии и в соответствии с решениями съезда отказываюсь от пропаганды своих взглядов и теперь уверен, что только в рядах большевистской партии можно продолжать дело Ленина – дело Пролетарской Революции. Прошу ЦКК о восстановлении меня в правах и обязанностях члена партии». Исключенный из партии Тарасов позволил себе попрощаться «с коммунистическим приветом» и добавить: «PS – в настоящее время живу в Ленинграде»[1651].

После XV съезда партийный дискурс в отношении оппозиции, несомненно, ужесточился. Оппозиционеров начали вызывать в контрольные комиссии довольно часто, а там они натыкались на разработки ГПУ. В то же время для оппозиционеров оставалось открытым довольно широкое поле деятельности. Их мало в чем ограничивали, они свободно передвигались по городу и по стране. Ареста боялись только упорствующие троцкисты. Бывало, что в квартиры оппозиционеров засылались осведомители, о провокаторах никогда не забывали, но большей частью оппозиционеры жили среди своих и знали, что у них много сторонников. Кутузов и Тарасов не производили впечатления загнанных людей. Они гордились своей политической позицией, в чем-то каялись, в чем-то упорствовали, знали свои права коммуниста, а после потери партбилета – права советского гражданина. Главное в другом: на них завели дело. Через несколько лет материалы вышерассмотренных дознаний заговорят по-другому. И нашим героям станет гораздо менее комфортно.

5. Инквизиция по-большевистски

Не каждый был достоин оставаться в «братстве избранных». Только те, кто доказали свою твердость и преданность линии ЦК, заслуживали этого права. Участие в партийной деятельности зависело от образа действий, а в еще большей мере – от образа мыслей. Партия требовала надлежащего испытания и заявляла о своем праве исключать любого, дабы поддерживать четкое разграничение между чистыми, преданными коммунистами и «примазавшимися».

В теории ассамбляжей этот процесс описывается через различение территоризации и детерриторизации. Всякое социальное целое – будь то партия, государство, церковь, город или корпорация – обеспечивает собственное единство (территоризируется) двумя путями: через укрепление границы между «тем, что внутри» и «тем, что снаружи» и через повышение внутренней связности, спаянности, гомогенности. Фракционная борьба, даже если она не приводит к нарушению внешней границы целого (а речь об этом не шла, партийная оппозиция не претендовала на роль «новых меньшевиков»), создает политические анклавы, подрывает партийное единство. Если внутри партии появлялось нечто, что заявляло о своей автономии, то такая территоризация части грозила стать детерриторизацией целого. Партия же стремилась к полной гомогенности. А потому на первом этапе была избрана стратегия детерриторизации самих «анклавов». Оппозиционеры высылались – их тела необходимо было максимально удалить, чтобы исключить внутреннюю угрозу. Разрыв связей и отношений между членами оппозиции казался достаточной мерой, поскольку угроза воспринималась как исходящая не от каждого оппозиционера в отдельности, а от самого образованного ими «анклава». Его требовалось раздробить и перераспределить внутри партийного ассамбляжа.

Однако понятия территоризации/детерриторизации описывают лишь процессы на самом базовом уровне партийной морфологии – где речь идет о физических перемещениях людей и об отношениях между ними. Над ним надстраивается уровень символического противостояния – не тел, а нарративов, мифологем и идеологий. Мануэль Деланда, развивая мысль Делёза и Гваттари, называет его «второй артикуляцией», используя иную понятийную пару: «кодирование/декодирование». «Если территоризация обеспечивает первую артикуляцию компонентов, – пишет он, – то кодирование <…> обеспечивает вторую артикуляцию, консолидирующую эффекты первой и стабилизирующую идентичность ассамбляжей»[1652]

. Кодирование – это процесс укрепления символического единства целого. Напротив, декодирование – появление альтернативных течений и интерпретаций, реформация догматики, накопление отдельных «идеологических мутаций» и «ересей».

Таким образом, оппозиция мешала вдвойне. В отличие от детерриторизации, противостоять декодированию простым «удалением тел» партия не могла. На символическом уровне требовалось лишить оппозицию идеологической инсулярности, собственного кредо и программы, а сами «ереси» дискредитировать и искоренить. Именно поэтому оппозиционерам затыкали рот или заставляли каяться.