Принимая участие в работе районного комитета, мне пришлось на одном из его заседаний столкнуться с следующим фактом: намечался съезд по линии агрономической работы, и когда райкомом был предложен к обсуждению заседания список активистов-бедняков, то агроном резко противопоставил целую группу своего «актива» – крупнейших кулаков района (с этим фактом знаком тов. Львов, который мне впоследствии объяснял это явление). Вот такие факты создавали мое ложное убеждение в чрезмерном росте кулацкого влияния в деревне. Я болел этими вопросами и искал пути к разрешению их. [В развернувшейся предсъездовской дискуссии Аверин] не мог оставаться в стороне этих вопросов и старался возможно шире ознакомиться со всем (к сожалению, вышло наоборот). Узнав, что некий член ВКП Иванова имеет платформу оппозиции, я решил прочесть ее. Я пошел в ОкрОНО и познакомился с Ивановой, имея цель получить у нее платформу, что осуществилось без всякого труда: она даже не спросила моего партбилета. Читая платформу оппозиции, мне казалось, что она действительно права в крестьянском вопросе. Когда я возвращал платформу Ивановой, она спросила, согласен ли я, и я ответил, что по крестьянскому вопросу согласен. В остальных же я не осмелился согласиться, потому что давно не был на производственной работе. Она попросила написать, что я разделяю взгляды меньшинства по крестьянскому вопросу, убеждая меня, что платформа – это просто перечень практических предложений, с которыми меньшинство выступает на съезде. <…> Не подозревая в этом ничего, я написал такого рода записку. <…> Иванова обещала мне через некоторое время дать еще какой-то материал, которого у нее сейчас нет, она его возьмет у Тарасова.
После этого Аверин не посещал Иванову больше недели, и за это время он узнал через прессу о разглашении свердловчанином Кузовниковым методов фракционной работы оппозиции. «Я потребовал у Ивановой вернуть мою записку, она ответила, что подпись поехала в Москву». В тот же день Аверин написал письмо в ЦКК и подал его через Львова. В беседе в кабинете контрольной комиссии «мне удалось выяснить целый ряд путаных мною вопросов. Это была беседа, которая в основном меня поставила еще перед съездом на верный путь».
«После этого я больше не видел Иванову, и лишь 19 декабря в коридоре первого этажа главного корпуса меня встретил Кутузов, который передал мне маленькую записочку, напечатанную на машинке за подписью Ивановой буквально следующего содержания: тов. Аверин, ты не знаешь меня, если будешь в окружной контрольной комиссии. Передав записку, Кутузов сообщил, что на доске ячейки есть объявление, вызывающее меня в контрольную комиссию, затем заявил, что если я пойду и сообщу об Ивановой, то сделаю очень плохо для себя, ибо в политич[еской] борьбе не играют». Кутузов тут же предложил выход: «Уехать на каникулы, получив при его содействии литер на проезд. Я сделал еще одну ошибку, согласившись под угрозой уехать». После каникул Кутузов и Аверин столкнулись в институте. «Оказалось, что теперь можно говорить об Ивановой, что она давала платформу, т. к. она исключена, но после этого меня больше не вызывали»[1661]
.Следствие продолжила партпроверкомиссия. Вопросы касались фактов: