Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Используя идеи Фуко в отношении деятельности партпроверкомиссии, можно сказать, что пастырство имеет отношение к трем вещам. Во-первых, к сознанию, так как главная цель пастыря – содействовать тому, чтобы люди двигались вперед по правильному пути. Это касается индивидов точно так же, как сообщества в целом, ячейки или даже всей партии. Во-вторых, пастырство имеет отношение к закону, так как оно должно следить – как раз для того, чтобы товарищи могли достичь правильного сознания, – за деятельным соблюдением партустава. И, в-третьих, пастырство имеет отношение к истине, поскольку в коммунизме, как и во всех письменных религиях, непременным условием приближения к спасению является, естественно, согласие с некоторой истиной марксизма. Фуко показывает парадоксальную сторону селективности пастырства, как христианского, так и коммунистического: «Необходимость спасти всех предполагает готовность, если это потребуется, принести в жертву овцу, опасную для всего стада». Товарищ, предавшийся пороку, товарищ, заблуждения которого могут развратить всю ячейку, должен быть изгнан, исключен из партии. Но, с другой стороны, в этом заключается парадокс: «о спасении отдельно взятой овцы пастырь должен заботиться так же, как о спасении всего стада, ради любой овцы он должен при необходимости отвлечься от исполнения всех своих обязанностей, оставить стадо и попытаться ее вернуть». Поэтому, несмотря на глобальность, обобщенность и даже трансцендентальность коммунистического «пасторства», в модели Фуко имплицитно заложена необходимость отдельного внимания к микроперспективе исследования партпроверок. Возвращение в коллектив отошедших требовало долгой, кропотливой, индивидуально ориентированной активности здесь-и-сейчас. Активность эта предполагала особое внимание к языку и произведенным с его помощью классификациям. Содержала она в себе и элемент дюркгеймианского ритуализма. Чтобы заново отстроить коммунистическую социальность, требовалось вернуть ей сакральный характер. Нужно было апеллировать к общему прошлому, языку, знанию, коллективным чувствам и верованиям оппозиционеров и партийных работников.

Возвращение в коллектив отошедших – вот основополагающая для Кликунова проблема партпроверки, не только теоретическая, но и практическая: что делать с отступниками, с теми, кто отверг генеральную линию ЦК? Забыть о них или пойти искать их туда, где они заблудились?

Двадцативосьмилетний Семен Яковлевич Комсков воспользовался пастырской опекой, чтобы выйти сухим из воды. Этот рабочий, если верить ему, голосовал за предложения Кутузова устроить читку стенографического отчета только для того, чтобы «выявить подлинное лицо оппозиции». «Мое голосование <…> никак нельзя рассматривать как оппозиционное. Если голосование и имело место, то это исключительно надо отнести к общей моей неискушенности в дискуссионной борьбе, что привело к косвенной помощи оппозиции и что я вполне уже осознал, понял и осудил»[1675]

.

Вопрос: Чем ты объяснишь свое голосование за продление времени Кутузову во время дискуссии?

Ответ: Я считал, что дав возможность высказаться оппозиции, в частности Кутузову, тем самым большинство выбьет последний козырь из рук оппозиции, разбив их в прениях.

Во время прений в бюро Образов был придирчив, но милостив: «Есть недоумение в том, что Комсков, будучи положительным, учтивым вообще, в период дискуссии, когда партия вообще и в частности ячейка дала трещину, оказался безразличный. У него был некоторый упадок. Интересно услышать, чем и когда порождается упадок». Кликунов взялся ответить: «Я знаю Комскова с детства. Парень из выдержанной семьи и сам выдержанный. Преступление его не так велико, но все-таки придется его наказать, особенно после того, что он объясняет свое поведение неискушенностью в борьбе».

«Мое поведение не есть какое-то колебание, – пояснял Комсков в ячейке и в райкоме. – Я определял дискуссию как обмен мнениями, когда я убедился, что это борьба внутри партии, я сразу же, не колеблясь, стал на сторону большинства. <…> Решения съезда продумал. Никаких неясностей, несогласия и недопонимания нет. За искренность и правдивость своего заявления и объяснения отвечаю перед партией со всеми вытекающими отсюда последствиями».

Дебатировались два предложения: «за колебания в тяжелый дискуссионный период поставить на вид» (4 голоса за) и – победившее – «не считать оппозиционером» (6 голосов за)[1676].