Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

По большинству вопросов Филатов соглашался с ЦК. Он принимал пятилетний план и не вникал в вопросы внутрипартийной демократии. Парадоксальным образом его ответы вызывали большие подозрения именно потому, что были столь безобидны. Он как бы играл свою роль. «Филатов сегодня отвечал на ряд вопросов, причем на эти вопросы ему приходится отвечать уже не первый день, – заметил Фельбербаум. – Я вижу, что отвечает слово в слово, как раньше; это показывает, что у него уже заранее они были подготовлены раз и навсегда». Вместо приятия герменевтической сути опроса – вываливай свои интимные мысли и думай, кто ты такой, – обвиняемый как бы говорил: я знаю, что вы хотите от меня слышать, и преподношу вам именно это. Отстраняя себе от происходящего, он намекал, что опрос был ритуалом. Его реплики были набором отговорок, не более.

Филатов тушевался от принципиальных вопросов и отделывался общими фразами: «Вопрос международной политики настолько сложный, чтобы мне его критиковать». «– Как по крестьянскому вопросу? – По крестьянскому вопросу у меня сомнения были. Но потом я поставил себе вопрос: имею ли я право судить по этому вопросу линию ЦК, раз я с деревенской работой связи не имею». Подрывая официальный язык своим пустым эхо, Филатов посягал на моральное и эпистемологическое превосходство партпроверкомиссии.

Вместо того чтобы выявлять «я» обвиняемого, проверка превратилась в борьбу за контроль над процедурой. Исповедующие требовали откровенности и еще раз откровенности, но Филатов, нарочно или нет, отвечал сумбурно. «Моя искренность – двояка. Когда я писал заявление и голосовал, то учитывал положение во время голосования, имел в виду [те] вопросы, с которыми не был согласен». Таким образом, политическая позиция Филатова была контекстуальна. Услышанное заставило, например, Фельбербаума просто разводить руками: «По основным вопросам он старается увернуться от ответа <…> Рассматривая по виду достойного члена партии с 20‑го года, рабочий и не молодой по возрасту, и [слушая] ответы на заданные вопросы, можно заключить, что т. Филатов не дает сам лично для себя отчета о его потребности от партии. Он даже не учитывает, в каких условиях ЦК ВКП(б) проводит свои директивы. Предлагает бороться с оппозицией, а голосует за. <…> Где здесь твоя логика, т. Филатов?»[1767]

Но Филатов говорил только тогда, когда был уверен в подтексте: он боялся сказать лишнее, боялся, что слова его будут введены в дискурсивные рамки, которых он не принимал. Все более уклончивый, он жаловался на недопонимание и был рад оставить стенограмму опроса на откуп членам бюро. В то время как его товарищи по несчастью буквально топили проверкомиссию в своих объяснениях и извинениях, Филатов отмалчивался по сути дела и держал ухо востро. Больше всего членов бюро задевало то, что обвиняемый явно считал, что бессодержательные рассуждения о мелочах могут ему помочь. Следователь Тюлькин заметил: «Это дело сложнее предыдущих. Здесь что-то неладно, не может быть, чтобы человек пошел в оппозицию из‑за этих вопросов».

Честность Филатова оказалась под сомнением. «Филатов неправильно говорит, что по крестьянскому вопросу он ничего не знает, – сказал Маграчев. – У него по этому вопросу было свое очень определенное мнение. Я помню, что Филатов на эти вопросы раньше мало обращал внимания, уделял больше внимания основным». Образов корил Филатова: «Сразу сказывается неискренность наших оппозиционеров. Он не был согласен во всем с оппозицией, путал некоторые вопросы. <…> Я задавал вопрос, согласен ли ты с постановкой директив ЦК, он ответил, что нет». Карасов заявил: «Когда читаешь заявление, писанное таким человеком, которому все неладно, неправильно, непонятно и т. д., остается совершенно скрытым человеком в оппозиции и отделывается двоякомыслящим на вопросы, – это непростительно для члена партии, который оставался бы в ее рядах».

«В момент дискуссии» Филатов «открыто» выступал на общих собраниях ячейки с критикой властей, «в частных разговорах с товарищами яро защищал установки оппозиции»[1768]

. Понимал ли он, что признание – это единственный шанс на прощение? «Могу ли я быть в партии? – спрашивал он на заседании бюро. – Если считать меня за оппозиционера, то я должен быть исключен».

Кликунов заметил, что Филатов смотрит на вещи как бы со стороны: «Посмотрю, как будут проводиться постановления XV съезда партии в жизнь» или «я посмотрю, что будет дальше». «Наблюдателям в партии не место», – заключил он.