Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Но даже Кликунов не мог с уверенностью сказать, что Филатов – настоящий оппозиционер. Опрашиваемый понимал, в какой контекст его хотят поместить, и отказывался дать материал для четкой интерпретации, постоянно саботируя столь дорогое для партпроверки различие между теми, кто поддерживал ЦК, и теми, кто его критиковал. Филатов настаивал, что Кутузов был ему не дороже, чем Кликунов. «Скрытая оппозиционность. Не был связан организационно с ней и не работал активно в ней, это я сообщил и сообщаю, я лично не согласен с вопросами, которые указал в заявлении». Его похвала инакомыслию была очень расплывчатой, придирки к ЦК – персональными.

Последовала еще одна попытка выяснить, что же думает Филатов.

Вопрос

: Как смотрел Филатов на борьбу оппозиции с партией?

Ответ: Я считал, что оппозиция своей борьбой помогает исправлению линии партии.

Вопрос: Состав XV партсъезда, по-твоему, правильный или подтасованный?

Ответ

: Съезд был выборным.

В противостоянии Филатова и проверяющих разговор принял форму игры в прятки. Образов потерял всякое терпение: «Т. Филатов, у нас имеются документы, где ты убеждал о действительной подтасованности XV съезда»; «Нахально врать перед партией»; «Абсолютно стыдно для старого члена и рабочего». Но Филатов не сдавался: «Убеждают, что я говорил о подтасовке съезда, если у Вас имеется заочная [так!] ставка, то я требую ее у Вас». «Да, есть», – заявил Кликунов.

Поднимались и другие темы.

Вопрос

: Во время Октябрьской демонстрации в Москве выступления оппозиционеров, как, по-твоему, носило характер срыва политического управления или нет?

Ответ: Когда прочел в газетах, то не поверил этому, а впоследствии делился письмами, которые я получал от товарищей в Москве. Считаю, что демонстрацией нельзя достигнуть положительных результатов, и считаю, выступление оппозиционеров было во вред их работе.

Дискуссия накалилась до предела, когда наконец всплыло имя Яковлева – уже знакомого нам «организатора подпольной типографии», ярого критика ЦК, сидевшего на тот момент в тюрьме Томского ОГПУ. Филатов считал и продолжал считать, что обвинение «не подтверждено <…> его забрали по ошибке»[1769]. Трудно было переоценить остроту реакции Филатова на этот сюжет. Нехотя поначалу, он стал высказывать свое недовольство тем, что делали с дорогим ему человеком: «Меня обвиняют, что я дружил с Яковлевым. <…> Я его давно знаю и убежден, что Яковлев не контрреволюционер. <…> С Яковлевым я был связан как студент, и по работе в Уральске, и в революционное время я знал т. Яковлева как хорошего рабочего, а впоследствии члена партии. В Томске до оппозиции мы обменивались мнениями, во время дискуссии я совершенно не знал, что он один из членов оппозиции; его арест был для меня ошеломляющим моментом. Я считал, что арест Яковлева был ошибочным, и впоследствии удостоверился в действительной ошибке к аресту Яковлева. Литературу у него не видал и не читал никогда»[1770]

. Даже если Яковлева признают виновным, Филатов обязывался не верить обвинению: «Я сейчас думаю, что ему приписали больше, чем он сделал. Если бы было что за ним», он, Яковлев, признался бы, сказал бы Филатову: «Молчи! [Не заступайся за меня!] Это было»[1771].

Филатов не гнушался жесткими мерами против фракционеров: «Он даже почти требует расстрела наших 4‑х оппозиционеров», – заметил Фельбербаум[1772]. Но это был не тот случай: Филатов не считал, что Яковлев был оппозиционером чистой воды. «Он ее [оппозицию] поддерживал, так же, как и я»[1773]. Оба студента готовы были соблюдать партийный устав, но, когда аппарат заткнул им рот, у них не осталось выхода, кроме как выработать автономную – не обязательно оппозиционную – политическую идентичность. Это был случай сбывшегося пророчества: как только райком назвал их оппозиционерами, им надо было что-то делать с этой стигмой. Бюро настаивало на своем языке описания. Фельбербаум заметил, обращаясь уже не к обвиняемому, а к коллегам: «И последнее, хочется указать тов. Филатову, что с Яковлевым находился в хороших отношениях, дружбе. Жил в одной комнате и не знал его отношения к оппозиции – кто такому поверит?» А Образов пересказывал с явной фрустрацией: «Совместной жизни с Яковлевым он отрицает», говорит, что «не знал о работе Яковлева в оппозиции».

И на ячейке задавали вопросы на ту же тему.