Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

IV пленум Сибирской контрольной комиссии заявил 28 апреля 1928 года, имея в виду институт, что «особое внимание должно быть обращено на те ячейки, в которых троцкистская оппозиция была наиболее сильной, как по количеству, так и по активности». В отношении тех товарищей из бывшей оппозиции, «которые оставлены в рядах партии, необходимо через низовые парторганы и ячейки создать такие условия и обстановку, которые способствовали бы полному перевоспитанию в духе Ленинизма». «Все попытки оппозиционеров, остававшихся вне партии, вести разлагающую работу, как членов организации, так и беспартийных, должны быть решительно пресечены. В отношении оставшихся вне партии бывших оппозиционеров, отказавшихся от своих антипартийных взглядов и признавших свои ошибки, добиваться максимальной гарантии и полного организационного и идейного разоружения, принимая их обратно в ряды партии лишь после того, как они будут тщательно проверены как Райкомами, так и ячейками»[1807]

. Калашников, председатель Сибирской контрольной комиссии, заметил, что, хотя подход к разоружению оппозиции со стороны местных контрольных комиссий был «удовлетворителен», надо было отметить один недочет: «недостаточно активно участвовали ячейки». «Это относится и к нам», – заметили в Томске. 30 апреля президиум Томской окружной контрольной комиссии акцентировал последний пункт: «Одна из существенно важных задач [в работе] по окончательной ликвидации троцкистской оппозиции – вовлечь ячейки. Уклоны отдельных коммунистов могут быть излечены только низовыми парторганами»

[1808]

.

Добавим в заключение еще несколько соображений: партийную проверку можно рассматривать как попытку обозначить и обуздать травму, причиненную партии дискуссией. Воспоминание о недавней дискуссии и его переживание можно понять, следуя Александеру, как процесс, «который определяет болезненную рану, нанесенную сообществу, устанавливает жертву, возлагает ответственность и распределяет идеальные и материальные последствия». Поскольку травма внутрипартийной междоусобицы переживалась, а следовательно, воображалась и репрезентировалась, постольку коллективная идентичность коммунистов подвергалась значительному пересмотру. «Пересмотр идентичности означает, что будет иметь место пытливое повторное вспоминание коллективного прошлого, ведь память не только социальна и обладает текучестью, она еще и глубинно связана с ощущением „я“ в настоящем. Идентичности постоянно конструируются и обеспечиваются не только посредством встречи лицом к лицу с настоящим и будущим, но и посредством реконструкции более ранних периодов жизни сообщества». Когда коллективная идентичность оказывается перестроена таким образом, «спираль означения разряжается, аффекты и переживания делаются менее бурными, а сосредоточенность на сакральном ослабевает». По мере того как исчезал обладающий мощным воздействием дискурс, «уроки» дискуссии объективизировались в бесконечных отчетах обкома, в проработках решений съезда и в собраниях сведений о ней в разных брошюрах, выпускавшихся партийными издательствами в 1928 году. Отныне коммунист должен был знать, что любая оппозиция – это нечто непартийное, что у оппозиционеров всегда может быть двойное дно, что они норовят отпочковаться от партии, превратить себя во фрактал, зародыш какой-то инаковости. Оппозиция начала восприниматься не как уклон, а как антипартия. Новая коллективная идентичность упорядочилась посредством ритуальных процедур, которые и составляли память о дискуссии до следующего мощного дискурсивного сдвига и пересмотра классификаций, связанных с «Великим переломом» начала 1930‑х годов[1809].

Приложение. О карикатуре и шарже в раннесоветской культуре