Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Попов: Мы должны подходить с разными мерками к Николаеву и к Горбатых, хотя их проступки и одинаковы. Горбатых нужно в партии оставить, но наложить все же серьезное взыскание.

Щербаков

: Применять исключение в этом случае слишком сурово. Предлагаю сделать строгий выговор с предупреждением.

Нердиков: Присоединяется к характеристике Кликунова, но все же он хороший работник и исправится. Горбатых в партии нужно оставить, дать ему строгий выговор и привлечь к общественной работе.

Горков

: Горбатых не оппозиционер, а человек, не понимавший вопросов, и его оппозиционеры обошли.

Гриневич: Горбатых нужно оставить в партии.

Кузнецов и Образов упрекали остальных в наивности: «„Непонятливость“ была тактикой оппозиции, – утверждали они. – Горбатых скоро не собьешь. Это не „сомневающийся“, а активный оппозиционер». Виня Горбатых даже «больше, чем Николаева», Мордвинов ратовал за исключение: «Горбатых неустойчив», – предупреждал он.

При голосовании за исключение Горбатых высказалось 130 человек, за строгий выговор – 30. Бюро районного комитета, где случай обсуждался еще раз 3 мая 1928 года, рекомендовало объявить Горбатых только «строгий выговор с предупреждением и для проверки его взглядов послать на партийную работу в производственную ячейку»[1796].

Наказания считались формой положительного воздействия. Даже исключение должно было пойти оппозиционеру впрок. На производстве он должен был исправиться и вернуться в партию с проясненным сознанием. Обсуждение наказания, особенно на бюро, часто звучало как консилиум врачей. Сначала определялись поломка в человеке и степень ее серьезности, а потом в связи с этим устанавливалась форма вмешательства. Диагнозы могли сильно отличаться, а отсюда – и частые споры о мере наказания. Профессии инквизитора и врача в этом смысле схожи: оба исследуют и толкуют отклонение объекта исследования от нормы, одновременно развивая дискурс о норме. На данный момент норма еще не была определена; в каких-то случаях ее утверждал ЦК, в других – происходила трансляция «знания о норме» снизу вверх.

Иногда отношение было снисходительным. «Солоницын организационно не был связан с оппозицией, – заметили на партпроверкомиссии, – что резко отличает его от других оппозиционеров, и будет с него достаточно „поставить на вид“»[1797]. В отношении Комскова, требовавшего демократии, Кликунов тоже просил не горячиться: «Парень из выдержанной семьи и сам выдержанный. Преступление его не так велико, но все-таки придется его наказать, особенно после того, что он объясняет свое поведение неискушенностью в борьбе».

Ориентиры в отношении наказания Горсунову, уличенному в том, что он поставил подпись под платформой, были достаточно расплывчаты: «По постановлению XV съезда партии мы могли выгонять оппозиционеров из партии, но, принимая во внимание индивидуальность каждого оппозиционера, приходится задумываться перед некоторыми членами», поскольку у Горсунова 8–10 лет рабочего стажа. Обсуждение получилось принципиальным. Интересны тут не столько предложенные кары – в конце концов, они были обусловлены партуставом, – сколько связь между наказанием и оценкой политического «я» обвиняемого.