Что же она за явление природы такое – эта старуха? Она часто заморгала, то поднимая, то опуская над глазами веки – двух престарелых бабочек. Я снова взглянул на Вождя. Как же он, бедняга, уменьшился. Я мог бы сейчас встать, взять его одной рукой и выкинуть в окошко. Но я бы не смог. Нельзя просто взять и выкинуть Иосифа Сталина из окна второго этажа.
– Он курит, – сказал я.
– А? – не поняла старуха.
Сталин стоял и не переставая курил, в промежутках сплевывая. Он стоял на трибуне Мавзолея Ленина вместе со всеми своими приближенными. На Красной площади, 7 ноября 1937 года. На праздновании двадцатой годовщины революции. Я стоял там, словно скандинавская мышь. Мы стояли там, словно сто тысяч мышей, и смотрели снизу вверх на кота – того самого усатого. Грузинского. А он окидывал стадо взглядом и выбирал из него… Внезапно к нам на помост поднялись двое военных, проложили себе путь наверх, к почетным местам, к маленькому лысому человечку с острым носом и прической, как у Наполеона, и увели его за собой на Мавзолей, к вождю. Кто-то прошептал: «Бухарин». Это имя было мне знакомо. Спустя полгода его расстреляли. А сейчас его подняли до самого трона. Кот разглядывал мышь.
Мы стояли там вдвоем: Кристьяун и я. Я и Стьяуни. Кристьяун Йоунссон. Он был на семь лет старше меня, надежный и сосредоточенный лидер Коммунистической партии у нас на родине, а здесь он находился по ее поручению в доме Коминтерна и выполнял функцию телеграфиста, которому в обязанность вменялось посылать вести домой. Вести-Москвести. Я восхищался им – а мне ведь совсем не к лицу восхищаться кем бы то ни было. Он горел идеей, он был сильный, веселый, всклокоченные светлые волосы – как языки пламени вокруг его огненно-красной головы, проворный, бодрый, танцор, жизнелюб, передразниватель – единственный на всю партию настоящий юморист. Славный малый. Обладатель настоящего сердца. Его имя было на устах у всех рабочих в Исландии после скандала вокруг «Новы» в Акюрейри в марте тридцать третьего[115]
. Стьяуни Красный перерезал «белым» канат, который они использовали, чтоб оттеснить рабочих от причала. Когда после этого его обложили, он по ночам спал по два часа стоя, как гласил рассказ о нем, – до полной победы над «приспешниками работодателя». Что за окраска была у этих слов!И как посвященный коминтерновец, он стоял на особом помосте, воздвигнутом рядом с Мавзолеем Ленина на Красной площади, в годовщину революции, на расстоянии голоса от самого вождя – короля-солнца, фараона, императора. И я – его соратник, рядом с ним, ребенок двадцати шести лет от роду, пишущий книгу. Что такое я был? Что я там делал? Я писал «Свет умиротворения». И изучал успехи коммунизма. Была большая демонстрация. Мы стояли там три часа, пока мимо нас чередой проходили Советы – их было жутко много. Мимо нас вышагивали заводы, воинские части, шахты, колхозы, школы, физкультурники, дети и женщины. Сто тысяч экземпляров суперрабочего Стаханова, победно улыбающегося в лицо социализму, загорелому прыщавому социализму с усами, бросающими тень на жизнь нас всех. И всем предписывалось стоять, скрестив руки на груди, чтоб никто не застрелил этого человека. Ведь такой риск мог бы отвлечь вождя, который, сощурив глаза, выбирал себе из толпы на этой бесконечной демонстрации лицо – жертву следующего расстрела.
C пепельно-серого неба падали мелкие тонкие снежинки, лоскутно парили в безветренном воздухе, подобно бумажкам, которыми американцы обсыпают своих героев (Бог благословлял революцию), а над ними клином летели военные самолеты, а другие летели низко над высочайшими башнями российской истории. Все это выглядело монументально, да только невероятно затянуто. Но мы не возмущались и стояли там три часа на пятиградусном морозе. Со спектаклей, которые режиссировал Сталин, уходить было нельзя.
– Что необходимо, так это полный переворот всего общественного устройства. Мы должны полностью расформировать его – только так мы добьемся диктатуры пролетариата. Все остальное – просто правократизм. А правократы прокладывают дорогу фашизму.
– А демократия? Разве не…
– По Ленину, так называемая демократия в капиталистических странах – чистой воды обман, способ угнетения. «Демос» значит «народ», и настоящая демократия – это власть народа, простонародья, пролетариата, это власть Советов, и в такой Совет должны входить хорошие люди. Такие, как товарищ Сталин, Вячеслав Молотов, Берия…